Проводил взглядом Фёдор Алёнку:
«Когда же время придёт, опомнятся, разглядят тебя…»
Не в обычае Фёдора было тоской голову долго туманить…
— Ну вот, Александр Петрович, слушай… Слушать можешь? Такое дело… сказывал мне Панин, близка коронация, на театре готовиться надобно.
— Наслышан об этом, — поднял голову Сумароков, — ну, что же… Трагедии, феерии, оперные спектакли…
— Ничего такого не надобно, всё на площадь выносить нужно!.. Тысячи людей привлечь… Маскарад карнавальный… Шутки, смех, балагуры, кукольники!
— Балаганная забава! Ты что… в уме?
— Испугался, Александр Петрович, а вдруг Буало[34] обидится? Брось, богаче нас с тобой народ. У меня перед глазами улицы, народом заполненные. В санях, в упряжках, в бубенцах, с гамом великим, смехом, звоном волокут за собой на суд народный мздоимство, крючкотворство, невежество, рабство, спесь… чёрта в ступе! Вот это театр!
— Наговорил… Буйства у тебя, как у Алёшки Орлова… Разум восславить должно! Новое царствование надежду вселяет всегда… мудрость! Торжество богини Минервы![35]
— Опять! — рассердился Фёдор. — Эк тебя на огонь тянет… По-русски сказать правда да кривда, а ты… Минерва! А впрочем, называй, как хочешь.
— Времени мало.
— А ты исподволь… частями мне на Москву шли… Фимиаму кури помене, — от него только копоть. Ну… как?
— Чёрт с ним. А мы с тобой опять вместе, Фёдор! А?
Задвигался, зашумел Сумароков. Понял Фёдор: к жизни человека вновь отогрел.
— Я на Москву Якова Шуйского да Елозина с собой прихвачу. Елозин у меня в секретарях походит, пока трезвый будет… Да вот ещё, — тихо добавил Фёдор, — Алёнку со мной отпусти, надобность в ней, в мастерице такой, будет большая.
Вошла, встала в дверях Алёнка, слушает.
— Алёнушка, поехала бы ты со мной на Москву? Нужда в тебе будет театру.
— Как Александр Петрович…
Приподнялся из-за стола Сумароков… глядит на обоих. Махнул рукой — эх! Опять опустился, поник. На помине легок появился Елозин.
— Хорош, — поглядел на него Фёдор, — на театре траур, а ты сам к погребенью готов…
— За благополучное восшествие на престол… Солдатство… Ну и мы, значит… прочие… У виноторговцев напитки ихние в разор пустили, за упокой новопреставленного раба божьего государя Петра Фёдоровича!
— Что! — вскинулись Фёдор и Сумароков.
— Господи! — прошептала Алёнка.
— Сейчас по улицам объявляют… От гема… геморо… идальных колик… раз и в одночасье!..
* * *
Ночь над столицей, а на улицах толпы народа. Множество конных гвардейцев с людьми разных чинов и сословий балагурят вполголоса: «Царство ему небесное, — земного уже не видать!»
