Грозовая степь | страница 30
Весело, с вызовом гладит Вася на Сеньку, и нежно алеет рубец на щеке от лома, что сбросили на него с крыши клуба. У Сеньки под тяжелым прищуром век холодно блестят белки.
На берегу тихо, даже мелюзга присмирела.
Сенька, кинув вокруг злобный взгляд, с придыхом обещает:
— Курнем, надо будет.
И идет прочь. Идет вразвалку, неторопливо, но мне почему-то кажется, что вот-вот он перейдет на трусливую рысь. Вася провожает его тягуче-долгим взглядом.
Меня стало рвать. Одной водой. Я бессильно лег на песок, и в голове все пошло кругом. Наверное, я долго так лежал, потому что, когда очнулся, Федька облегченно вздохнул:
— Думал, ты утоп. Дыхания у тебя не было.
У меня все еще кружится голова. Мы долго сидим молча.
— Леньк, — спрашивает Федька, — что такое классовая война? Это когда класс на класс? Как наш четвертый с пятым дрался?
— Ух и умная у тебя голова, — говорит вместо меня Степка, — только дураку досталась.
— Ты больно мудрый, — обижается Федька. — Я спрашиваю, а ты сразу…
Степка, видимо, чувствует угрызение совести и начинает объяснять:
— Это когда бедные на богатых. И не война, а борьба. Вот Сенька Леньку топил — это классовая борьба. В Васю лом кинули — это тоже. Или райком сгорел. Понял?
Федька молчит, что-то напряженно осмысливая.
Глава одиннадцатая
Из Новосибирска приехала комиссия. Разбирать дело о пожаре райкома. Больной отец лежал дома, и комиссия пришла к нам.
— Ну натворил, Берестов! — начал с порога высокий бритоголовый дядька.
— Чего натворил? — слабым голосом спросил отец, чуть приподымая голову над подушкой.
— Как «чего»? Райком сжег, списки конфискованного имущества утратил да и с ликвидацией единоличных хозяйств тянешь. Не выполняешь процент.
— Может, я и мышьяку специально наглотался? — тихо спросил отец, но в голосе я уловил холодное бешенство, что предвещало близкую бурю.
— Это ты брось! — сказал бритоголовый, вышагивая по комнате. — Мышьяк тут ни при чем. Тебя о райкоме спрашивают. Почему сгорел?
— Пожар был.
— Юмор здесь не уместен. Где был секретарь райкома? — В голосе бритоголового послышались начальственные нотки.
— В тракторной школе, в Бийске. Вам это известно из докладной.
— Нам известно, что нет райкома.
— Райком есть, — твердо сказал отец, и брови его слились в одну линию, а над ними высыпал бисер пота. — Работники живы, и я — секретарь райкома.
— Не завидую тебе, секретарь, — с расстановкой, многозначительно сказал бритоголовый.
— Не пугайте, — ответил отец.
— Боюсь, с партбилетом придется расстаться.