О подобной возможности Александр Антонович не думал. Он Володю действительно искал среди живых.
— Дело говорю, — настаивал Климов. — Меня зацепило под Березовкой. Володя тогда еще жив был. Вот и начни с Березовки. А потом весь боевой путь дивизии проследи, как шла по Белоруссии. До того дня, когда он погиб. Во все села пиши и города.
Они обменялись адресами, телефонами. Разошлись.
Александр Антонович продолжал поиск. Отправлял письма, получал неутешительные ответы на них. Этот поиск сделался для него частью жизни, повседневного бытия.
В Томске, будучи в командировке, он получил телеграмму. Сестра сообщала: «Баба Анна умерла. Приезжай».
Вырваться из Томска оказалось нелегко: не летали самолеты. Он поездом доехал до станции Тайга, много часов ждал другого поезда, на Новосибирск. Но и в этом городе просидел почти двое суток, ожидая летную погоду. Когда добрался до Истры, бабу Анну схоронили. Он застал в доме родственников, знакомых, соседей. Тело бабы Анны уже приняла земля, и теперь люди сидели за столом, пили, не чокаясь, вино, говорили: «Кабы так умереть…», «Дай-то бог…», «Легкая смерть, без муки…», «В гробу лежит, как живая…» Он слушал разговоры, корил себя за опоздание, хотя и не было в том его вины. Вскоре и за столом сидеть расхотелось. Александр Антонович встал, собрался, пошел на кладбище. Хотелось побыть одному, посидеть в тиши, подумать…
Недели за две до того, как это случилось, на имя бабы Анны пришло письмо. «Уважаемая Анна Ивановна! — писали школьники далекого белорусского села Кисловичи. — Мы, члены отряда красных следопытов, закончили сбор материалов о вашем сыне, герое-разведчике Владимире Тарасовиче Степанове, погибшем при выполнении задания командования в годы войны и похороненном в нашем селе…»
В письме красных следопытов рассказывалось о подвиге ее сына, о судьбе сожженного в войну и заново отстроенного села, о колхозных и школьных делах. Баба Анна приглашалась на торжественную линейку. Каждый, кто приходил к ней, читал это письмо. Баба Анна слушала, крестилась, повторяя одну и ту же фразу: «Дошли молитвы мои, дошли». Торопила тетю Паню с отъездом. Тетя Паня взрывалась, пробовала кричать на мать для «резону», но баба Анна так смотрела на дочь, что та лишь руками разводила, замечая: «Рано, мама, в письме, поди, срок проставлен». Перед отъездом баба Анна и вовсе не спала. Погладила, сложила в сундук белье, купленное еще раньше на случай смерти. На вокзале, в поезде, не суетилась, хотя из дома в дальний край ехала впервые! Переспрашивала тетю Паню, дала ли та телеграмму.
