Вспомнилось более раннее, совсем уж забытое. Солнце вспомнилось, чистое, без единого облачка небо. В полях цвело лето. Летели, мелькали телеграфные столбы. Наш детский дом везли от войны. Но из этого лета, цветов, неба полыхнуло огнем. Падали бомбы. Горели вагоны. Висели в воздухе и шпалы, и огромные комья земли.
С войной началась в моей жизни путаница. Нырял я из белого в черное и наоборот. Был детдомовцем, стал шпаной. Был сыном отдельной роты, снова окунулся на улицу. Фруктом еще не был.
* * *
Расположение Коротенко кончилось, с утра драил гальюн. Потом сидел в кубрике.
— Что день грядущий мне готовит, — продекламировал кто-то за дверью, дверь распахнулась от удара ноги, я увидел огромного черного от загара матроса. На плече у него возвышался вещмешок, в руках он держал чемодан. Вошел, глянул на меня, на окна, на койки, подошел к моей, крайней, бросил на нее поклажу. — С приездом, — гаркнул сам себе. — Вот мы и дома.
В кубрик входили другие матросы. И хотя кричали и шумели они неимоверно, мое внимание привлек к себе именно тот, что вошел первым.
— Кто здесь спит? — кивнул матрос на вещмешок и чемодан.
— Я.
— Может быть, познакомимся?
Матрос смотрел на меня сверху вниз.
— Юнга Беляков, — назвался я.
— Кедубец. Леня Кедубец, — сказал матрос.
Моя ладонь утонула в его ладони. Я еще раз глянул в лицо матроса, увидел его глаза. Большие, серые, добрые.
— Будем соседями, юноша, — сказал Леня. — Вы переберетесь в амфитеатр, — он указал на второй ярус, — я лягу в партере. Старость требует уважения, вы согласны?
— Да.
— Поладили.
— Юнга! — крикнул в это время от дверей рассыльный. — В канцелярию вызывают.
Бегом добежал до канцелярии. Увидел майора за столом. Доложился. Майор пристально разглядывал меня.
— Беляков? — переспросил он.
— Так точно.
— Ну что ж, Беляков, проходи, садись.
Очень пристально разглядывал меня товарищ майор. Будто я тварь какая, науке неизвестная.
— Вот закури…
— Спасибо, не курю, — отказался я.
— Это хорошо. Лет сколько, тебе?
В руках майор держал папку с моим личным делом. На первой странице, где и написана дата рождения, смотрела на меня же моя фотография.
— Шестнадцать почти, я там написал.
— Правильно. Но вот задача. Здесь приписка небольшая: «Со слов…» Со слов, значит, документы твои составлены, понимаешь? С твоих слов… Да-а-а. Беляков, значит? Да ты не красней, Беляков… — и продолжает врастяжку. — Беляков, Смирнов, Корзухин…
Вот оно в чем дело. Юнга у нас был в отряде — Корзухин. После проверки оказался Смирновым. Бежал из детдома, боялся, что вернут, назвался Корзухиным.
