— Нет, — буркнула Кира.
— Ну надо же! — Он сделал вид, что приятно удивился. — Ты, оказывается, умеешь разговаривать?!
Взгляд его голубых глаз остановился на тетради по химии.
— Домашку сделала? — Солохин взял тетрадь и принялся ее листать. — Ага, отлично. Я спишу, хорошо?
Не дожидаясь, когда Кира согласится, он закрыл тетрадь и швырнул ее на свою парту. Видимо, он немного не рассчитал сил, потому, что тетрадка упала не на парту, а на пол, в проход между партами. Солохин нахмурился.
— Поднимите кто-нибудь, — обратился он к девчонкам, сгрудившимся у парты. Никто не шелохнулся. Кира заметила, как они смотрят на нее — с омерзением, презрением, а некоторые (например, толстушка Валька Мамайко или первая красавица 8 «А» Лидка Образцова) с ненавистью.
Солохин удивленно приподнял бровь.
— Я сказал: поднимите, — с нажимом последнего слова произнес он.
С таким видом, будто делает величайшее одолжение, Лерка Цицина отделилась от толпы девчонок и взяла тетрадь двумя пальцами. При этом она так наморщила нос, как будто то была не тетрадь по химии, а дохлый червяк или использованная туалетная бумага.
— Умница, — похвалил Солохин, коснулся ладонью губ и подул по направлению к зардевшейся Лерке.
При этом он как будто бы случайно коснулся Кириной коленки. Девушка задрожала, отскочила от него метра на два и попыталась успокоиться.
«Так, спокойно, — сказала она себе и под пристальным взглядом Солохина глубоко вздохнула. — Все хорошо. Ничего экстраординарного не происходит. Да, он мой одноклассник. Да, он здесь, передо мной. Что дальше? Чего смущаться? Похоже, я ему вроде как понравилась… Или нет?»
Мальчишки дружно встали и вышли в коридор, неприязненно покосившись на Солохина. В коридоре они встали возле окна, прислонившись спинами к подоконнику.
— Нет, сил моих больше нет! — со злобой сжимая кулаки, пожаловался Федор Якин — первый драчун в классе. — У меня руки чешутся этому красавчику рожу набить! Уж больно она у него кулака просит!
— Да, вообще, блин, — поддакнул двоечник Леха Тимуркин. Он жевал жвачку, тщательно работая массивными челюстями. Видимо, такая сложная работа требовала у него немалых усилий, потому что кроме «да, вообще, блин», он ничего умного сказать не мог.
— А эти наши клуши? — скорчив рожу, спросил Кирилл Киров. — Столпились возле доски и таращатся! Они же за ним бегают: «Славик то, Славик се!» Глаза б мои не глядели!
— А Цицина? Вроде и умная девчонка, а туда же! — пискнул Павлик Якин — брат Федора. В отличие от своего могучего и воинственного братца, он был маленького роста с неестественно большими ушами. О его безнадежной симпатии к Цициной знали все, кроме, пожалуй, самой Лерки.
