Когда отцветают травы | страница 55
— Становись за плуг! — властно сказала она. — Не стыдно, одни женщины пашут!
Колхозницы поддержали ее:
— Паши, паши!
— Ишь рыбак! Тебе бы только рыбку ловить.
Пестунов с досадой сплюнул, вырвал рукав из цепкой руки девушки и, отойдя в сторону, полез в карман за табаком. Он не знал, что ему предпринять. Уйти сейчас в деревню под градом бабьих насмешек было стыдно. Взяться за плуг — значит, уронить свое достоинство.
Прокофьева одобрительно подмигнула Тасе. Пестунов молча отстранил от плуга одну из женщин.
— Ну вот, пусть лесной жирок сгонит. Рыбку-то проще ловить, — сказала Прокофьева.
3
Наступил вечер. Всё притихло, застыло в ожидании ночи. Березы, вытянувшие в чистом воздухе тонкие ветви, замерли. Где-то негромко и лениво журчал ручеёк. Над деревней стоял терпкий запах лопнувших почек — нежный и стойкий аромат весны.
Вернувшись с поля, Пестунов пил чай у открытого окна. В избу неожиданно вошла Тася. Она постояла у порога, потом, не дождавшись приглашения, села.
— Петр Степаныч, — спросила она, — можно у вас переночевать? Домой идти не могу, устала.
Объездчик неторопливо допил из блюдца чай, подвинул пустой стакан бабке, сказал сдержанно, с оттенком недовольства:
— Ночлег с собой не носят…
— Ночуй, — сказала бабка.
Она принесла чайный прибор, молча налила в чашку чаю, подвинула к столу табурет:
— Садись.
Тася помыла руки под большим медным умывальником, села. Бабка покосилась на ее руки:
— Где это так изодрала?
— Зерно семенное перелопачивала, — ответила девушка, — а лопата попалась неуклюжая, корявая.
— Дожили, — бабка вздохнула. — Лопаты сделать некому…
Пестунов отставил пустой стакан, не спеша закурил, стал смотреть в окно. Он все еще сердился на Тасю за то, что днем она увела его в поле и заставила пахать.
Объездчик чувствовал, что Спицына явилась к нему сейчас неспроста, какой-то новый ход собирается сделать. Иначе зачем бы она пошла ночевать в дом к человеку, с которым так поругалась днем? Он ждал, когда агрономша начнет говорить, и решил ни при каких условиях не принимать бригаду.
Тася, казалось, была спокойна. Но на самом деле ее мучила мысль о том, что она что-то должна сказать Пестунову, чем-то его убедить, как-то доказать ему, что он ошибается. «Что же ему сказать? Или, может быть, оставить разговор до завтра?»
Скрипнула калитка, и через некоторое время в избу вошел счетовод Гриша. Он снял кепку, небрежно повесил ее на крюк, вбитый в стену у самого косяка двери, и сказал: