Ребята снимали с птиц шкурку, на которой изнутри, был слой сала в палец толщиной, вынимали внутренности, промывали тушки и укладывали их в брезентовый чан с крепким тузлуком, раствором поваренной соли.
Работа была не тяжелая, но грязная, утомительная, однообразная. Отдыхать «шкерщикам» приходилось мало: только разделаются с грузом одной смены, глядишь, подваливает следующая шлюпка.
Нелегко приходилось и стрелкам. Каково им было часами стоять или сидеть почти без движения на одном месте, особенно в холодные, ветренные дни! Безо всякой страховки перебирались стрелки с места на место по узким карнизам почти отвесных скал. Да что говорить! Не каждый из гребцов согласился бы пойти на скалы с малокалиберной винтовкой.
Однажды мы здорово разозлились на Петю Окулова.
Мы нагрузили полную шлюпку битой птицы, волны, вот-вот были готовы залить ее… А стрелки продолжали стрелять. У берега, у линии, прибоя, чернели более двух десятков спинок кайр; мы не решались их подбирать. На наши крики о прекращении стрельбы Толя и Петя не обращали внимания: не слышали, или вошли в азарт.
— Вот черти! — возмущался Тема. — Шлюпка полна, всю битую птицу в море унесет.
Мы погребли к дому. Стрелки наверху всполошились, замахали руками. Они что-то кричали, но из-за ветра ничего не было слышно.
Петя вдруг вскинул винтовку. Пуля ударилась о воду и, отрикошетив, прожужжала над нами. За ней другая, третья… Одна, сплющенная, еще теплая, ударилась Володе Ермолину в шапку.
— Что он делает, гад! Он же подстрелит кого-нибудь из нас! — закричал Тема.
— Вернуться хочет заставить, забрать оставшуюся птицу, — догадался Володя. — А шлюпка и так полнехонька.
Мы видели, как Толя Гулышев добрался до Петьки и вырвал у него винтовку.
«Ну, Петька! Ну держись теперь, Булка чертова! Чего еще выдумал: как по кайре, по людям стрелять!» — всю дорогу возмущались мы.
Пригребли к палаткам и, как только выскочили на берег, первым же делом отозвали Петьку в сторону.
— Тебя, наверно, давно уж дома не лупили? — с ничего хорошего не обещавшим спокойствием в голосе спросил Тема. — Или ты кайру с нами перепутал?
— Да я же не по вам… Я же рядом… Я думал, вы филоните, не хотите подбирать птицу.
— Дать ему хорошенько по шее! — горячился обычно сдержанный Володя Ермолин.
— Не трогайте юношу, — подошел к нам Толя Гулышев. — Он уже имел приятный разговор со мной. Он уже раскаивается. Он больше не будет.
О том, что «разговор» состоялся, свидетельствовал свежий синяк под левым глазом Булки.
