Она кивнула.
— Я любил тебя каждое мгновение каждого дня в течение этих пяти лет, — сказал он. — Я жил ради этой поездки. Я жил надеждой. Я не знаю, что буду делать, если эта надежда будет уничтожена. Я не буду знать, как жить без нее.
— Вы были так холодны, — сказала она. — Всегда настолько холодны. Я никогда не понимала, почему я люблю вас.
Он сжал запястья ее рук и отвел их от лица. Она приподняла голову, чтобы посмотреть на него, и теперь в выражении ее глаз была обнаженная и безошибочная тоска.
— Не всегда, — сказал он. — Ты должна помнить ту ночь, Кэтрин. Ты не могла забыть. Это был настоящий я. Я прорвался сквозь барьеры моего воспитания. И сейчас я настоящий. Я никогда вот так не говорил. Это невероятно трудно. Возможно, именно поэтому я провел весь вчерашний день, вырезая ложки, пока я, наконец, не изготовил этот жалкий экземпляр. Делать это все же легче, чем разговаривать.
Он внезапно засмеялся, скорее нервно, чем счастливо.
— О! — сказала она, ее глаза расширились. — Я никогда не видела, чтобы вы прежде улыбались.
Но он не мог удерживать улыбку.
— Я должен спросить об этом еще раз, — сказал он. — Я попрошу в последний раз, Кэтрин, я обещаю. Ты выйдешь за меня замуж? Пожалуйста, ты выйдешь за меня? Не потому, что это — разумная вещь. Не потому, что это будет избавлением от этого места — это место на самом деле, скорее, просто прекрасно. И не потому, что у тебя есть потребности или потому, что ты хочешь детей. А потому, что я предлагаю свое сердце. Выйдешь за меня?
— Да, — прошептала она. — О, да. Да, милорд.
— Джон, — сказал он.
— Джон.
И тогда он снова улыбнулся ей.
И заметил, что ее рука потянулась к ложке и сильно обхватила ее. Затем она улыбнулась, сначала робко, а затем с тем самым солнечным светом, который заставил его полюбить ее пятью годами прежде.
Она была как в бреду. Она едва верила, что все это происходит на самом деле.
— Вы не собираетесь задать тот, другой вопрос? — спросила она.
— Другой вопрос? — Он ближе наклонил голову и вопросительно глянул на нее.
— Другой вопрос, который вы задавали мне в библиотеке, — ответила она.
Секунду он казался озадаченным, а затем улыбка — поразительно привлекательная улыбка — снова появилась в его глазах.
— Можно мне поцеловать тебя? — спросил он.
— Да. — Она кивнула и засмеялась. — Да, этот вопрос. И да, можно.
Она внезапно обрадовалась, что бриз должен был посечь ей щеки, замаскировав тем самым ее смущенный румянец.
Он поцеловал ее.
