Водитель посмотрел на Клаву — та, отвернувшись к окну и выпятив толстые губы, молчала.
— Дело ясное, — сказал он. — Всюду жизнь.
В разговоре возникла пауза, и Людмила вновь завертелась, высматривая «универсал».
— Сквозь землю они провалились, что ли? — озабоченно проговорила она.
— Не волнуйтесь, гражданочка, никуда не денутся, — успокоил ее таксист. — На заправке, должно быть, отстали.
Он помолчал и с интересом спросил:
— Как же это у вас получилось, из города Щербатова? Тут москвичи годами бьются…
— Не все одной Москве, — перебила его Людмила Павловна. — Выезжаем значит, сочли достойными.
При этих словах Андрей мотнул головой, как будто его укусил овод, и покраснел. Собственно, «покраснел» — сильно сказано, в сумрачной кабине этого никто бы и не заметил, но люди стыдливые мнительны: краснея, они воображают, что внутри у них загорается лампа. Стараясь притушить этот жгучий внутренний свет, мальчик съежился и втянул голову в плечи. Тут водитель, совершенно, кстати, удовлетворенный ответом мамы Люды, посмотрел по своим делам в зеркало заднего вида и, перехватив беспокойный взгляд Андрея, дружески ему подмигнул. Мальчик поспешно отвернулся к окну, щеки его — вот теперь уж действительно — сделались темно-багровыми, на лбу выступила испарина. Вид у него при этом был такой, словно он собирается распахнуть дверцу кабины и выброситься на шоссейное полотно. Лишь минут через десять, убедившись, что никто на него не глядит, он понемногу стал успокаиваться.
Наконец машина, копнувшись, встала у подножия громадного темного здания под козырьком, набрасывавшим какую-то медную тень. Выбрались из теплой кабины на сквозной ветерок, огляделись. «Универсала» еще не было. Холод стоял совсем не майский, люди вокруг дышали паром, как в январе, только что не приплясывали и не терли ладонями уши. Гул и визг невидимых отсюда самолетов сам казался порождением холода.
Стараясь не встречаться взглядом с водителем, Андрей стал помогать ему выгружать вещи, которых и в простой «Волге» было достаточно. Впрочем, трудно сказать, кто кому помогал: бывалый таксист лишь делал вид, что усердствует. От мамы Люды было больше суеты, чем пользы, а тетка Клава стояла в стороне, держа за руку Анастасию и всем своим видом выражая осуждение и гнев.
— Сколько ты ему дала? — ревниво спросила она Людмилу, когда водитель, откозыряв и пожелав мягкой посадки, уехал.
— Ай, оставь, — жалобно сказала Людмила оглядываясь. — Рубль накинула, дело какое…
