Весной сорок пятого года Дора Маар устроила выставку своих картин в галерее Жанны Буше на Монпарнасе. Я отправилась туда одна. Выставка мне очень понравилась. Думаю, представленные там картины были ее лучшими. То были главным образом натюрморты, очень строгие, большей частью с изображением лишь одного предмета. Возможно, они в какой-то мере отражали общность ее духа с Пикассо, но были проникнуты совершенно чуждым ему настроением. Подражательными картины не были; в формах Доры не присутствовало ничего острого, угловатого. Она пользовалась светотенью, совершенно несвойственной его работам. Брала самые обыденные предметы — лампу, будильник, кусок хлеба — и давала зрителю понять, что не столько интересуется ими, сколько их одиночеством, жутким одиночеством и пустотой, окружавшей все в том полумраке.
На выставку я пошла, потому что мне было интересно посмотреть ее работы, вовсе не рассчитывая встретить там Пабло. Вышло так, что он появился там через несколько минут после меня. На мне было платье, переливающееся всеми цветами радуги, из-за контраста между ним и строгостью картин Доры Маар, ее одежды — она была во всем черном — я почувствовала себя там не в своей тарелке и, стараясь не привлекать к себе внимания, пошла к выходу. Думала избежать таким образом осложнений, но лишь создала их, потому что Пабло побежал за мной с криком:
— Куда же ты? Хоть бы сказала «привет».
Я остановилась на секунду, сказала: «Привет», вскочила на велосипед и уехала.
Настроение Пабло обычно соответствовало погоде. В конце весны, месяца через два после выставки Доры Маар, я решила наведаться к нему — полагая, что погода приведет его в хорошее расположение духа. По телефону он сказал мне «отлично», но голос его звучал не столь уж восторженно. Я пообещала быть в два. Появилась, как обычно, с небольшим опозданием и когда подходила к дому, взглянула на окно, выходящее на лестницу между первым и вторым этажом его квартиры. Увидела, что он, как часто делал, сидит на подоконнике, дожидаясь меня. /Впоследствии Пабло в своей манере отпускать неуклюжие комплименты не раз говорил, что самым приятным в моих визитах было это ожидание. Обычно, когда он сидел там, его голуби подлетали и садились ему на плечи/. В тот день я ощутила некоторое разочарование, так как по выражению его лица мне показалось, что мои метереологические расчеты оказались ошибочными. Когда он впустил меня, я спросила, что стряслось. Его явно что-то угнетало.
