О. Фролов, обряженный уже в свои алкоголички и майку, с окровавленным полотенцем на руке, высунулся за дверь, широко распахнутую…
Никого нету! хы-гы!
Закрой, долбак, — выкрикивает Репа с кухни (я-то уже не могу).
Послышались какие-то смешки и возня, и ввалился Санич, довольно-таки довольный и поддерживаемый Михеем, и пробасил: «Совсем что ль охуели — время четыре утра, а у них на всю лестницу «Корм» хуячит!!».
Вы как раз вовремя, ребяты, — выпросталась уже свежеэкзальтированная Репа, щас побежите за выпивкой в ларёчек. О, да тут Михей, хе-хе!.. Тоже на танке или от баб?
А чё это у тебя на руке? — Михей по своей натуре всячески валтузлив и наянен.
А Саша у нас сегодня вены порезал, чуть было не сдох, — для Репы это была самая заштатнейшая фраза, и если ей и не приходится произносить подобное ежедневно, то я считаю, что она всё равно вроде как именно для этого и рождена на свет.
Санич мгновенно смутился — смутились и побелели его глаза, его лицо, и он упал — Михей едва успел его поймать.
Да, Саша, он такой, не смотри, что длинный и брутальный, а в обморок падает. Классе в шестом помню фильм смотрели какой-то — «Муха» что ли или какой-то ужасник — и там прям чуваку что-то отрубили — уж не помню что…
Хуй наверно, — Михей — это уже собственно пошляк.
Ты, Миша, собственно пошляк. У Саши натура нежная, а у Саши (она кивнула на О. Фролова) ещё нежнее, не каждый ведь на такое решится. А про этого (завидев меня, осознали наш новый внешний вид и удохли) я уж вообще не говорю! Кстати, а почему ты Миша, ты же Саша?
Да эти вот черти придумали.
Миха, Миша, Мишуточка, — выступил воскресший уже Санич, — это производное от Михей, вернее наоборот — так сказать, Миша плюс еврей получится Михей. Э-э, подь суда (завидел О. Фролова), существо! Ты что творишь, бади?! Ты что, совсем что ль?!
Саша, золотце, русалочка, мать, давайте поддадим что-либо-нибудь!
Миша, ты случайно так не разбил бутылочку?!
Что там у вас? — О’Фролов подпрыгивал, подхрипывал, потирал руки и лез к Михею.
Угадай с трёх раз! «Яблочка»!
Ой, давайте наверно её разопьём! Ни разу не пил такую, — паясничал О. Фролов.
Иди, долбак, поставь первый альбом «Корна» перематываться! — принуждала непотребноя Репа.
Зачем?
Кассета перематывается полторы минуты, а выпить нам всего по стаканчику и достанется. Вы ведь уже в гавно, ребята?
Нет, мы евреи!
Когда они уже легли, утомившись, прижавшись друг к другу, Ксю начала плакаться и извиняться.
Я наверно покончу с собой, у меня вообще что-то не того… Я не могу так жить, я постоянно думаю об этом, только об этом… и больше не могу ни о чём… я пытаюсь… я пыталась как-нибудь… но всё равно… я схожу с ума. Ничего не могу с собой поделать… я умру… и тебя втянула, дура, прости меня… я умру…
