Она копалась в офроловских исписанных бумажках. Вдруг удохла и провозгласила:
Посмотрите, каких успехов наш гениальный Рыбачок достиг в занятиях поэтической мастурбацией (так Репа именует палиндромию): «О кряха тсерковь — во крестах ярко»! Как, а?! А вот: «Беседу чудес ёб»! А вот: «скин-икс»!
Мы удохли, правда, не очень весело, а я говорю:
Ты лучше алкофилософию почитай, здесь где-то валяется…
Вы лучше вот почитайте, — О’Фролов раскрыл самое начало «Истории искусств», где на первом идеально белом форзаце идеально чёрной тушью была нарисована прямоугольная рамка, а в ней четыре лапидарные строчки — словно эпиграф к мировой истории:
------------------
время необратимо
пространство бесконечно
смерть неизбежна
жизнь уёбищна
------------------
…Или эпилог, послесловие, эпитафия, прощальная записка гения… А все дохли, даже я, и тут понеслось. Я говорю (из угла, из мусора говорю): надо было «Бог умер» дописать, или наоборот — «прекрасна» написать. А Реппа: разверни, говорит, последнюю страницу и там увидишь: «Бог родился/ жизнь прекрасна/ смерть избежна/ пространство конечно/ время обратимо». Мы удохли и открыли второй белоснежный форзац, но он был пуст, только крошки графита и мелкие щепки древесины — О. Фролов наверно чистил карандаш. Я открыл другую страницу — в начале — и, увидев обычную картинку, провозгласил:
Возрождение — хуйня
наподобие коня!
Репа вырвала фолиант, распахнула его своими лапками и тоже изрекла частушку:
Боттичели Джотто —
выебать кого-тто!
О. Фролов подхватил совсем в тему, вероятно, о личном, глубоко его волнующем:
Время пидора ябать
а часы мои стоять!
А Репа опять:
На виду у всей Вселенной
хуй свой вынул здоровенный!
А я-то с полу:
Анна Белла Валентина —
вынь ты хуй из серпантина!
А О. Ф.:
…а потом насрал в пакет
и пошёл играть в крокет!
И уж совсем до неприличия… Таких двустиший, неполноценных, половинчатых частушек, штук двести наклепали — одна срамней другой, О. Фролов даже не утерпел и стал записывать!..
Наконец Ксю встала на четвереньки, а Светка пристёгивала приспособление.
— Давай ты быстрей!
Ты уверена, Ксю, что-то он слишком уж толстый — я б таким не решилась себе даже в перёд полезть…
Да, чуть не забыла! — спохватилась она, — там у меня в штанах, в кармане презер есть — смазка хорошая, вон там на полочке ещё крем…
А это что такое?
А это себе вставляешь — для отдачи… совсем маленькая штучка, но для клиторального нормально… только закрепи как положено, а то сорвётся… Давай, только сразу так не врывайся… ведь всё же толстый… помажь, послюнявь его…
