Наталья Дворецкая резко открыла глаза и безуспешно попыталась подскочить. Воздействие снотворного закончилось. Оно смогло на время успокоить боль, но не застраховало от тревожных снов. Сны измучили женщину. В них она бесконечное число раз возвращалась на исследовательскую базу, и именно в ночь трагедии. Каждый раз это возвращение сопровождалось одним и тем же действием: связист резко выбрасывал ее из мотобота на лед…
Однако сны с горечью неописуемой обиды и слез остались позади. Лаборантка вернулась в явь. Здесь ее ожидали сверлящая боль и новый виток непонимания происходящего. Она осмотрелась по сторонам. Сбоку стояла жестянка с тлеющими остатками ветоши. Глаза никак не могли привыкнуть к полумраку. В глазных яблоках раскатистым эхом пульсировала все та же боль. Она не понимала, да и не пыталась понять, откуда ее болезненные ощущения возникали. Любое усилие мысли порождало дополнительное страдание. Но перестать мыслить совсем она не могла. Женщину пробрал озноб вместе с необъяснимым страхом.
«Дима, ты здесь? Отзовись, если ты здесь…» – простонала она, оставаясь на лежаке. В ответ – почти гробовая тишина. Едва заметный шум исходил от самодельного светильника. Дворецкая заставила себя напрячь слух. Так она сумела разобрать неясные звуки за пределами «постройки». Впрочем, женщина не была в состоянии определить их источник. Слишком далекими и невыразительными они казались. С одинаковым успехом эти звуки могли быть порождены порывами ветра, волнением океанических вод или действиями живых существ. Больная обеспокоилась отсутствием Никитенко. Пусть ей снова и снова представлялось, что связист виновен в ее теперешнем состоянии, однако без него она ощущала себя полностью беспомощной. Да и чего греха таить? Наталья и в самом деле была беспомощной. Любые движения давались ей с большим трудом. Для того чтобы просто поднять руку, ей приходилось превозмогать нарастающую боль.
«Ну, где же он?! Неужели он меня бросил здесь умирать?» – вопрошала лаборантка. Ответов на ее вопросы не находилось. Раненую все больше и больше охватывала паника. Она попыталась лечь на бок, чтобы постепенно начать подниматься. Попытка сопровождалась никуда не исчезающей болью. Бедолага ойкнула и протяжно застонала. Несмотря на мучения, сдаваться она не собиралась. Ей хотелось добраться до выхода из укрытия, чтобы затем оказаться снаружи и оттуда позвать Никитенко. Правда, она все– таки решила отказаться от новых попыток встать на ноги. Стиснув зубы, она повернулась на живот. На какое-то время она замерла. Только тяжелое дыхание было единственным признаком жизни.
