Самый отчаянный маленький стрелок подобрался к окошку и открыл стрельбу крупными гальками прямо в помещение, наугад, чтобы выгнать собаку из укрытия. Зазвенели кастрюли и кружки.
— Ой! Посуду перебьют! — крикнула Светлана и побежала за палатку, чтобы отогнать озорника. В этот момент Белка высунула морду из-под брезентовой стенки, схватила стрелка за штаны, а Валентин втащил его в палатку.
Дали мальчишке в наказание два-три шлепка, он, как стрела, помчался по улице — и рогатку потерял.
— Хитрая! — сказал шофер Валентин. — В дверь не пускают, так она под стенкой себе лазейку сделала, как кролик. И нас перехитрила, и того стрелка.
Белка никогда не лезла к столу, когда мы обедали. Она знала по горькому опыту, как опасно раньше времени подходить к столу. Ей за такие дела доставалось от Валентина.
Мы обедали, а нос собаки щекотали приятные-приятные запахи. Но близок локоть, да не укусишь. Белка издали глядела на нас и облизывалась.
Закончив обед, мы мыли и убирали посуду. И только после этого Светлана наливала в Белкину кормушку еду и подзывала собаку.
Однажды, не дождавшись очереди, Белка нашла жестяную банку из-под свиной тушенки и принялась вылизывать жирные остатки. Банка высокая, а самое вкусное на дне, и Белка засунула туда голову. Все вылизала и стала освобождаться от банки. Но не тут-то было! Крепко-накрепко вцепились жестяные заусенцы в густую шерсть и держали собачонку, как в тисках. Она пятилась, каталась по траве, ползала. Банка позванивала, Белка жалобно пищала, но писк ее слышался глухо, как из опрокинутого ведра.
Вначале нам было смешно, а потом стало жаль Белку. Тогда шофер Валентин отогнул плоскогубцами колючие края банки, и собака очутилась на свободе.
С той поры пустые консервные банки стали для Белки страшным пугалом…
Все реже и реже встречались населенные места, и, наконец, мы въехали в тайгу. На западе в знойной дымке вырисовывались отроги Восточного Саяна.
Дорога, если можно назвать дорогой заброшенную тропу, по которой мы ехали, потянулась среди холмов, заросших лиственным лесом. С этого времени в течение трех месяцев мы не видели ни одного хвойного дерева, ни единой нашей уральской елочки, ни единой сосны.
Тайга на отрогах Саянских гор не похожа на наши леса.
Кто бывал в уральской тайге, тот знает, что там «ель, сосна да мох седой», да пихтарники покрывают горные увалы. Малейшее дуновение ветра — и хвойная тайга живет. Шумят раскидистые кроны сосен, качаются вершины елей и пихт. В лесу вечный полумрак. Под ногами трещит валежник. На низких местах заросли подлеска — кустарников, кривоствольных черемух. Лохматые кочки покрыты клюквой. На высоких местах брусника, в ельниках черника и голубика.
