- Разве я виноват, что они медлят и тянут, тогда как у нас кончилось терпение? - вспылил Ульрих. - Они предлагают подождать, а мы не можем ждать, и это им хорошо известно. Они хотят, чтобы мы начали, первые, а потом посмотреть, что у нас выйдет. Совсем по-товарищески! Ну, что ж! Справимся без них!
- Неужели ты в самом деле считаешь, что он уступит? - спросил Лоренц, бросая взгляд по направлению хозяйской виллы.
- Должен уступить, - решительно заявил Ульрих, - иначе он разорится. Недавно он потерпел неудачу в нескольких сделках; кроме того, ему надо было заплатить все долги сынка, да новый дом в резиденции обойдется тысяч в сто. Если теперь приостановить работу на заводах месяца на два, именно теперь, когда он только что заключил большие контракты, тогда придет конец всему его богатству. Года два тому назад он бы еще выдержал, а теперь ни за что не устоит. Мы добьемся своего, если пригрозим ему приостановкой работ.
- Дай-то Бог, чтобы это было так! - со вздохом сказал один из рудокопов, уже пожилой человек с бледным озабоченным лицом и впалыми щеками. - Ужасно, если мы зря проголодаем несколько недель с женами и детьми и в конце концов останемся ни с чем, лучше бы подождать, пока товарищи...
- Конечно, подождать бы других! - раздались в толпе голоса.
- Опять переливание из пустого в порожнее! - сердито вскричал Ульрих. - Я говорю вам, что теперь как раз пора начинать. Хотите вы или нет? Отвечайте!
- Да ты не горячись так! - уговаривал его Лоренц. - Ведь ты знаешь, что все пойдут за тобой, если потребуется. Пусть на других заводах делают, что хотят, а мы все согласны с тобой.
- Да я и не советовал бы никому оставаться в стороне, когда дело дойдет до серьезного, - сказал Ульрих, бросая грозный взгляд в ту сторону, откуда раздались возражения. - Трусить не годится, все должны действовать сплоченно, и горе тому, кто вздумает поступить иначе.
По-видимому, Ульрих считал подобную жесткую манеру обращения с товарищами самым верным средством подавить в зародыше всякое сопротивление. Немногие, преимущественно пожилые рудокопы, возражавшие ему, замолчали, а остальные, особенно молодежь, с выражением сочувствия окружили Гартмана, который продолжал уже гораздо спокойнее:
- Теперь не время обсуждать это дело. Сегодня вечером мы...
- Оберштейгер! - прервало вдруг его несколько голосов, и все обернулись к двери.
- По местам! - приказал Ульрих, и толпа беспрекословно повиновалась. Каждый взялся за свой фонарь, до сих пор стоявший в стороне.
