Две веши, которые она исполнила в «Октябрьском», были из той же серии. Показываться ей на глаза я не решился.
Концерт в «Октябрьском» был акустическим, и выяснилось, что почти никто не умеет играть на гитаре, и особенно Слава Задерий. Странно. На пьянках этого заметно не было. А Башлачев был шаманствующим акустическим гитаристом. Все пишут о том, какие гениальные у него стихи, а осенью 1987, когда я увидел его на сцене в первый раз, меня поразила именно его игра. Прежде, чем начать новую песню, он несколько минут вгрызался в гитару, чтобы слиться с ней. Боль его гитары доходила до слушателя сразу. Боль стихов — постепенно. Когда я осознал красоту его поэзии, Башлачева уже не было.
С какого-то момента начинается время, когда все, чем заражает музыка, остается внутри и никуда не уходит. Боли, собранной из всех услышанных композиций, постепенно накапливается столько, что реальные воздействия из жизни не задевают и не ранят. Круто?
20 февраля в Ленинград пришла весна, и в дамских сумочках рядом с трисистоном появился галазолин. "Пускай и в этом году настанет конец этой чертовой власти!" — произнес со сцены Юрий Шевчук. Вторая волна русского рока все еще рябит мелкой зябью. Мое поколение доедает себя.
Если б не терпели — по сей день бы пели…
А сидели тихо — разбудили Лихо.
Вьюга продувает белые палаты.
Головой кивает хвост из-под заплаты.
Клевер да березы. Полевое племя.
Север да морозы. Золотое стремя.
Серебро и слезы в азиатской вазе.
Потом — юродивые-князи нашей всепогодной грязи.
Босиком гуляли, по алмазной жиле.
Многих постреляли, прочих сторожили.
Траурные ленты. Бархатные шторы.
Брать, аплодисменты да стальные шпоры.
Корчились от боли без огня и хлеба.
Вытоптали поле, засевая небо.
Хоровод приказов. Петли на осинах.
А поверх алмазов — зябкая трясина.
Позабыв откуда, скачем кто куда.
Ставили на чудо — выпала беда.
По оврагу рыщет бедовая шайка —
Батька-топорише, да мать моя нагайка.
Ставили артелью — замело метелью.
Водки на неделю, да на год похмелья.
Штопали на теле. К ребрам пришивали.
Ровно год потели — ровно час жевали.
Пососали лапу — поскрипим лаптями.
К счастью — по этапу. К счастью — под петлями.
Веселей, вагоны! Пляс да перезвоны.
Кто услышит стоны краденной иконы?
Вдоль стены бетонной — ветерки степные..
Мы тоске зеленой — племяши родные.
Нищие гурманы. Лживые сироты,
Да горе-атаманы из сопливой роты.
Мертвякам припарки как живым медали…
Только и подарков — то, что не отняли.
