– Вообще-то балаклавские греки никогда не отличались особой воинственностью. Занимались мирным трудом, пахали землю, растили виноград, держали кофейни, ловили рыбу…
– С этим все ясно, – перебил рассказчика заскучавший Костя. – А как насчет гречек… то есть гречанок? Они красивые?
Он бросил взгляд на сцену, где не происходило ничего интересного. Пятеро музыкантов наигрывали что-то меланхолическое, если не сказать заунывное. Певица по-прежнему отсутствовала, предоставляя домысливать свою внешность. К сожалению, в архивах ФСБ не было фотографии Арианы Патричи, так что Бондарь понятия не имел, как она выглядит. Вкусы старпома Малютина были для него загадкой. Оставалось надеяться, что он не стал бы крутить любовь с какой-нибудь носатой страхолюдиной.
– Не раскатывай губы, – посоветовал Бондарь Косте. – Охмурить крымскую гречанку с наскока у тебя вряд ли получится.
– Почему это? – обиделся тот. – На меня каждая вторая баба западает.
– Гречанки относятся к той половине, где тебе ловить нечего.
– С чего ты взял?
– Как правило, они замкнуты и целомудренны, – пояснил Бондарь. – Традиции у них такие, ничего не попишешь. Кухня, детская да супружеская спальня – вот где проходит жизнь гречанки. Так повелось с древности. Единственным местом вне дома, где их могли увидеть посторонние мужчины, был колодец, куда они приходили, чтобы набрать воды и поболтать с подругами. – Бондарь закурил и выпустил пару дымных колец. – Могу представить себе, сколько любопытных увивалось там. Путешественники, описывая балаклавских гречанок, не скупились на эпитеты. Они находили их настолько прекрасными, что сравнивали их облик с изображениями Богородицы на старинных византийских иконах.
– Неправильная твоя теория, – сказал Костя, когда Бондарь умолк.
– Почему?
– Потому что она расходится с практикой.
– Откуда тебе это известно? – удивился Бондарь.
– А ты посмотри на сцену, – предложил Костя. – Богородицами там и не пахнет.
* * *
Бондарю стоило немалых усилий не разинуть рот, когда он повернулся в указанном направлении. К оркестру присоединилась не одна певица, а сразу две: черноволосая и светловолосая.
Брюнетка была выше и стройнее – с узковатыми, на взгляд Бондаря, бедрами, но зато с эффектным бюстом. Ее густые блестящие волосы были собраны в пучок, колышущийся над головой причудливым черным плюмажем. Платье брюнетки представляло собой стилизованную тунику, открывавшую загорелые колени, а макияжа она израсходовала столько, что ей позавидовала бы любая афинская гетера, вышедшая на ночную охоту.
