– Тобой любуюсь. – Олег улыбнулся так широко, что даже челюсти заныли. – Ты у меня просто секс-бомба какая-то, а не ученица. Но лучше бы ты оделась менее вызывающе, иначе наши с тобой занятия получатся сегодня несколько сумбурными.
Шутливо погрозив Лариске пальцем, он переступил через порог, захлопнул за собой дверь, поставил на пол вместительную спортивную сумку с облупленной надписью «Найк».
– Что это? – удивилась она, уставившись на сумку. – Ты куда-то уезжаешь?
– Павел Игнатьевич дома? – спросил Олег в свою очередь, заглядывая в квартиру через Ларискино плечо.
– Давно уехал, – заверила его она, нетерпеливо встряхнув едва прикрытой грудью, напоминающей два куска сырого теста, посыпанного табачной крошкой.
Безуспешно стараясь не замечать этот веснушчатый бюст, он и задал новый вопрос:
– Все на лосей охотится?
– На лосей, на кабанов, какая разница? – Лариска хихикнула. – Главное, чтобы не на тебя.
– Смешно. – Олег действительно издал смешок, напоминающий натужный кашель. – Значит, ты одна?
– Одна, одна. Дед только завтра к вечеру вернется, не раньше. – Она пнула сумку ногой. – Так что у тебя там? Какие-нибудь шпионские заморочки, признавайся?
– Ну да, меня ведь зовут Бонд, Джеймс Бонд. – Он приосанился, выпятил подбородок и немного постоял так, красуясь, после чего пояснил совсем другим, будничным голосом: – К сожалению, в сумке ничего интересного нет. Всякое барахло: спортивный костюм, детективы, тапочки. Друга в больнице нужно проведать, у него прободение грыжи… Я хотел сказать: язвы.
– А-а, – разочарованно протянула Лариска. – Жаль. Лучше бы ты действительно был крутым-прекрутым Джемсбондом.
Именно так: «Джемсбондом». Чего еще можно ожидать от этой тупой рыжей коровы?
– Тогда уж лучше сразу Гарри Поттером, – отшутился Олег, проходя в огромную генеральскую гостиную, люстра которой вполне сгодилась бы для антуража не самого маленького театра.
Плацдарм, а не квартира, подумал он отстраненно. Военный полигон. Стены фотографиями военачальников увешаны, есть даже Буденный (правда, без шашки) и маршал Жуков (вылитый народный артист Михаил Ульянов). Вся эта героическая звездобратия уставилась на происходящее немигающими глазами, в которых чудится немое осуждение. Как будто на заседании военного трибунала находишься, честное слово!
– Текст выучила? – спросил он, устраиваясь за овальным палисандровым столом, на котором, если бы не обилие хрустальных ваз, впору танковые сражения устраивать. – There’s nothing you can do that can’t be done… Продолжай дальше.
