Прижался ухом к худенькой, теплой грудке, услышал ровное — тук-туку-тук — без всяких хрипов и перебоев. Осмотрел и Сенечку, который держался настороженно, будто в чем-то подозревал доброго дяденьку доктора. Эта сладкая парочка, при удачных обстоятельствах, уплывает не меньше, чем за пятьдесят штук. Вечером он ждал звонка из Калифорнии — последнее уточнение. Где-то там, на благословенных просторах цивилизованного мира помирал еще не старый автомобильный король, и эти две никчемные, забавные славянские зверушки могли растянуть его дыхание минимум на пять лет. За это стоило платить.
— А я не верю! — грубовато отрезал Сенечка, ежась от щекотавших его пальцев.
— Чему не веришь, бутуз?
— Что детей сжигали на кострах.
— Да? И почему не веришь?
— Не верю и все. Детей нельзя сжигать. Они же не дрова.
— Надо же какой упрямец. А ты веришь, Наташенька?
— Не знаю. Я спрошу у мамы, — дипломатично ответила девочка. — Пусть поскорее приедет за мной.
— Ах ты, хитрый клопик! Полетать хочешь? — подхватил завизжавшую девочку на руки, подбросил вверх, чуть не шмякнув о низкий потолок. Опустил на пол. Сзади надсадно бубнил Крайнюк:
— Пошли, Василий, хватит уже!
— Эх, Денис Степанович, — попенял в коридоре Поюровский. — Скучный ты человек. Нет в тебе поэзии…
Навстречу вылетела Клементина.
— Доктор, доктор, вас к телефону!
Он прошел за ней в ординаторскую, чувствуя, как засосало под ложечкой. Кто же мог разыскать его здесь, по какой срочной надобности?
Узнал Шахова не сразу, у того был незнакомо-придушенный голос, будто его черти прижали наконец.
— Василий Оскарович, надо срочно встретиться.
— У меня такой необходимости нет.
— Василий, забудь обиды. Сейчас не время. Плохие новости. Очень плохие.
— У вас уж, видно, других не бывает.
Трубка скрипнула зубами Шахова. Похоже, крепко припекло скота.
— Василий Оскарович, перестань паясничать! Имя Квебекова тебе что-нибудь говорит?
— Нет, слава Богу.
— А фамилия Архангельского?
— Первый раз слышу.
— Хорошо бы нам их вообще не слышать. Очень серьезные люди…
"Блефует или нет", — подумал Поюровский. — "Если блефует, то чересчур натурально".
— Что вы от меня хотите. Шахов? Что вы все юлите, как коммунист на исповеди?
— Поговорим при встрече, это в наших общих интересах. Не возражаешь, подскочу прямо сейчас?
— Не возражаю, — сказал Поюровский…
Мальчик Сенечка отвел подружку в укромный уголок, подальше от входной двери. Им никто не мешал разговаривать. Остальные обитатели палаты не подавали почти никаких признаков жизни, лишь изредка переворачивались с боку на бок. Их даже не кормили. Иногда приходила свирепая тетка Клема с каким-то мужиком в черном халате, втыкала в голубоватые тельца иглу и сливала кровь в стеклянные баночки. Это было удивительно и страшно. Намного страшнее, чем кошмары на улице Вязов.
