— Сашенька, можно и мне спросить?
— Да, пожалуйста.
— Вы ведь меня разыгрываете, не правда ли?
— В каком смысле?
— Эта смешная анкета, фирма «Реабилитация» и все прочее. Вам что-то другое нужно, верно?
— С чего вы взяли? Ничего не нужно.
— Но я не сумасшедший. Пять тысяч! Какие пять тысяч? За что?
Девушка отшатнулась, в пустых глазах сверкнул ледок, и в моем мозгу возникло смутное подозрение, но мимолетное, как сполох дальней грозы.
— Не волнуйтесь, — мягко сказала она. — Скоро все поймете… Только распишитесь, пожалуйста, вот здесь, — протянула ручку и открытый блокнот.
— Зачем расписываться?
— Для бухгалтера.
Совершенно автоматически я поставил роспись на разграфленном листе. Игриво заметил:
— Чувствую шелест купюр. Жду указаний. За пять тысяч готов на все.
Сашенька с прежней холодно-пустоватой улыбкой убрала блокнот в сумочку, взамен достала блестящую металлическую трубочку, похожую на тюбик помады.
— Ничего особенного не потребуется, Анатолий Викторович, — поднесла тюбик к моему лицу. — Вот, понюхайте, пожалуйста.
Впоследствии я много раз пытался проанализировать, почему так неосторожно, нелепо вел себя в то утро и чем приворожила, чем околдовала меня эта пигалица. Была хорошенькая — фигурка, что надо, полные грудки, привлекательно обрисовывающиеся под тоненьким полотном рубашки, юная мордашка, — но ведь ничего выдающегося. Видали и покраше. Чем соблазнила? Уж, разумеется, не бредовым обещанием пяти кусков. Факт остается фактом: пошел за ней на скамеечку в кустах, отвечал на скоморошьи вопросы, заигрывал со стариковской неуклюжестью — и в конце концов с азартом распалившегося кобелька нюхнул блестящую штуковину в нежных девичьих пальчиках. Сашенька нажала кнопку — и в ноздри тугой струёй ворвался сладковато-прогорклый запах. Больше ничего не запомнил: сознание вырубило, как топором.
Пробудился — будто вынырнул из проруби, из вязкой, тинной, кромешной тьмы. С удивлением обнаружил, что лежу раздетый в родной спальне, в родной постели, при свете старенького торшера с левого боку. Голова ясная — и нигде ничего не болит. Отчетливо вспомнил приключение с девицей Сашенькой — вплоть до последнего нюхка из блестящей трубочки, а дальше провал. Как вернулся, как очутился в постели — никакого представления. Шумнул Машу, и она тут же прибежала. Вплыла моя лебедушка-хлопотунья, опустилась на кровать. Схватила за руку. Глазищи отчаянные, шальные.
— Ох, напугал… ну разве так можно, Толечка!
