Глебова пытают раскаленным железом и углями, истязают кнутом, но он не дает следователям новых ниточек заговора. Может быть, он и рад спастись от мук, но сам не знает, кого называть; не понимает, чего от него хотят?! И Глебова сажают на кол под окнами кельи Лопухиной: чтоб видела! А чтобы Глебов не умер чересчур быстро, на него лично Петром, столь любившим вникать в детали, велено надеть шапку и шубу, чтобы жил и мучился. Глебов умирает 18 часов под окнами Лопухиной, постылой царицы и матери постылого царевича Алексея.
Знает ли эту ужасную историю Пётр Алексеевич? Не могу допустить, что не знает. А если знает, то давайте не забудем — ведь речь идет о его родной бабушке и о человеке, которого она любила и который вполне мог быть отчимом его отца Петра Алексеевича.
Примем даже версию, что Пётр к бабушке был холоден и что Пётр и его сестра Наталья стеснялись оболганной бабушки, чувствовали себя неловко в её присутствии. Но и в этом случае речь шла об их ближайшей родственнице, и к тому же о человеке, с которым очень нехорошо обошлись. Сам по себе отзыв легендарных манифестов доказывает только одно: что обвинение было от начала до конца облыжным. А к тому же была Евдокия носителем очень интересных сведений о петровской эпохе… Не случайно же во время первого свидания с ней тут же присутствовала Елизавета, на случай, если старушка будет вспоминать что–то очень уж неофициозное, чего Петру знать никак не полагается.
Одновременно, кстати, отобран устав о наследовании российского престола 1722 года. Тем самым Верховный тайный совет показывал, что Пётр II — законный император по праву наследования, а указ о престолонаследии, по которому каждый император должен был назначать себе наследника, потерял силу. Незавидна она, судьба петровских указов!
С легкой руки Алексея Толстого, с его «Петра Первого», полагается считать Евдокию Лопухину чуть ли не клинической дурой, а ведь это далеко не соответствует действительности. Лицо Евдокии на всех портретах, может быть, и не отражает колоссального ума и силы духа, но это и не лицо дуры или ничтожества. Есть её портреты с книгой… а дур с книгами не рисуют! Дуры и в наше–то время не особенно любят читать книги…
Если же о её душевных качествах… Сохранились любовные письма Евдокии к майору Глебову, очень теплые, заботливые, добрые и показывающие далеко не пустую душу этой, как пишут в брачных объявлениях, «обыкновенной», но совсем не глупой и уж, конечно, вовсе не скверной женщины.
