А вслух сказал:
— Адмирал Колчак. Другой кандидатуры я не вижу. Вологодский вздохнул облегченно, разгладил бороду.
Устругов поспешно вырвал из блокнота и скомкал злополучный листок с фамилией генерала Хорвата.
Колчак сидел все в той же спокойной, невозмутимой позе — казалось, для него это не явилось новостью, и он заранее знал об исходе министерских «дебатов».
Когда окончательно рассвело и город проснулся — новая власть уже вступила в силу, о чем извещали постановления и указы, расклеенные на всех главных улицах и видных местах.
«Вследствие чрезвычайных событий, прервавших деятельность Временного Всероссийского правительства, совет министров, с согласия наличных членов, постановил: принять на себя всю полноту власти.
Председатель Совета Министров Петр Вологодский. Члены Совета: Устругов, Гатенбергер, Колчак, Ключников, Гинс, Серебреников, Старынкевич, Зефиров, Михайлов, Щукин, Краснов, Петров, Шумиловский.
Управляющий делами Совета Министров Тельберг».
Одно было неясно: отчего же события, «прервавшие деятельность правительства», не коснулись Совета Министров?
Второе постановление не только не проясняло, но еще больше запутывало ситуацию:
«В виду тяжкого положения государства и необходимости сосредоточить всю полноту верховной власти в одних руках — совет министров постановляет: передать временно осуществление верховной государственной власти вице-адмиралу Александру Васильевичу Колчаку, присвоив ему наименование верховного правителя».
И, не давая опомниться, на голову обывателя обрушился целый каскад постановлений, указов, приказов и обращений — и все это в один день, в один час. Указ Совета Министров о производстве вице-адмирала Колчака в адмиралы. Приказ самого адмирала о своем назначении верховным правителем. И его же, верховного правителя, обращение к народу:
«Приняв крест этой власти в исключительно трудных условиях гражданской войны и полного расстройства государственной жизни, объявляю, что я не пойду ни по пути реакции, ни по гибельному пути партийности. Главной своей целью ставлю создание боеспособной армии, победу над большевизмом…»
Колчак надеялся поставить дело так, чтобы к весне девятнадцатого года Россия была свободной от большевизма. И все свои надежды — тайные и явные — связывал с армией, которую призывал «сковать свои ряды железной дисциплиной», а главное — «отказаться от всякой политики». Солдату, как он считал, политика ни к чему, ибо она отвлекает от главного: умения хорошо стрелять и беспрекословно выполнять приказы, на которые адмирал в те дни не скупился. Однако уйти от политики не удавалось. И первым, кто напомнил об этом, был генерал Болдырев, явившийся вскоре после утверждения диктатуры отнюдь не с поздравлениями. Главнокомандующий прибыл прямо с фронта, и вид у него был далеко не парадный.
