Митька дрогнул ноздрями, нетерпеливо засопел. Рассказать бы этому дикаренышу…
— Честно говоря, — проговорила Симона, — я не помню толком, что было именно в пятом. Помню только наш город. Нант. Проходил? Летний полосатый город, весь в тентах и маркизах. — Симона снова улеглась на спину, полузакрыла глаза и стала смотреть на небо сквозь длинные прямые ресницы. Вот сказала тебе: «Нант» — и сразу все небо стало полосатым такие бледные желтые и чуть голубоватые- полосы… Подкрадется кто-нибудь, дернет за шнурок — и все эти полосы начнут медленно-медленно падать на лицо…
— Тетя Симона, — сказал мальчик, — вы не хотите улетать с Земли, да?
Симона быстро посмотрела на него:
— А ты знаешь, что такое — улететь?
— Это значит — подняться в воздух.
— И нет. Это значит — сказать: «Ну, поехали» — и больше не быть на Земле. А ты знаешь, что такое — Земля?
Мальчик посмотрел на нее. Симона раскинула руки и набрала полные горсти травы; трава, смятая сильными ладонями, терпко и непонятно запахла.
— Знаю, — сказал Митька и еще раз посмотрел на нее — до чего же огромная, как две мамы сразу. — Земля — это очень-очень большое, но все-таки «Арамис» — это не Земля.
Симона усмехнулась.
— Знает. — Она поднесла ладони к глазам — трава оставила резкие белые и красные полосы. — Ну, а самое главное: что такое — хотеть?
Митька смотрел круглыми глазами и молчал.
Ираида Васильевна испытывала какое-то мучительное ощущение, — будто эта женщина делала с ее сыном что-то, не принятое у людей, словно она поставила его голышом на свою огромную ладонь и не то сама рассматривает, не то показывает его самому себе в зеркало.
— Ну, ладно, — сказала Симона примирительно, угадывая мысли Ираиды Васильевны. — Не знаешь — потом узнаешь. А улетать с Земли мне действительно не хочется: уж больно она громадная, не везде порядок. Вот приложить бы руки…
— Как это — не везде порядок? — подскочил Митька. — Ведь в Америке — и то социализм?
— Нет там еще социализма, — спокойно сказала Симона. — В этой стране вообще любили по части лозунгов несколько забегать вперед. Например, провозгласили всеобщее равенство — а сами потом еще два столетия негров вешали, пока не вспыхнула Негритянская революция. А знаменитая демократия… Словом, про социализм это только они сами говорят. Нет там его. Пока.
— Значит, скоро революция? И можно будет — добровольцем?
— Вот не могу тебе пообещать определенно. Но ты не горюй, — мы ведь еще до звезд не добрались. Пока только свою Солнечную приводим в порядок. А представляешь себе, сколько дел прибавится, когда свяжемся с другими планетами? Ведь там еще столько революций впереди. Прилетишь к каким-нибудь таукитянам или альфаэриданцам — а у них рабовладение. Или первобытное общество.
