В горнице он уложил ее на диван.
— Тези, цветочек… — произнес он.
Девушка не ответила; сознание еще не вернулось к ней, и глаза-озера излучали лишь тусклый, словно просачивающийся сквозь толстый слой ила, свет. Он погладил ее, надеясь привести в себя, но Тези по-прежнему только часто и тяжело дышала, глядя в потолок затуманенным взором. Судорога, однако, прошла, рука лежала спокойно, и нога уже не дрожала так сильно, как раньше. Все же надо бы ее к доктору, подумал Колокан и, легко подняв девушку, понес на сильных своих руках в повозку. Но так получилось, что, когда он проходил под застрехой, огромная сосулька клинком блеснула перед глазами и, ударившись оземь, разлетелась вдребезги. От неожиданности Колокан остановился как вкопанный, и в этот момент девушка, очнувшись, стала кричать, брыкаться, царапаться и кусать его за руку.
— Не хочешь ехать? — спросил он.
— Горлинка, горлинка! — кричала девушка.
Ференц Колокан ничего не знал о горлинке, которая так сильно любила родину, что предпочла замерзнуть жестокой зимой, чем лететь на чужбину, но все же он догадался, что багзошского гнезда девушка ни за что покидать не хочет.
Поэтому он отнес ее в дом и опять уложил на диван.
Присев рядом, Колокан терпеливо ждал, когда она заговорит. Может, не узнала его еще, потому и молчит? А ведь о том, что стряслось с Тимотеусом, кроме нее, никто не поведает. Или о нем, Колокане, пусть что-нибудь скажет, раз уж он здесь.
— Скажи же хоть что-нибудь, цветик!
Постепенно девушка приходила в себя, взгляд ее становился яснее, но в глазах вдруг вспыхнуло ожесточение, и красивое лицо ее вмиг покрылось испариной.
— Они спаривались! — в ужасе сказала она.
Колокан согласно закивал: дескать, говори, говори что угодно, только не молчи. Он вытер с ее лица пот, отметив про себя, как прекрасна она даже теперь, так прекрасна, что глаз нельзя отвести.
— Я здесь, Тези, — напомнил он о себе.
— Ты с востока пришел? — спросила девушка.
— С востока, с востока.
— Из Савы?
— Из нее самой.
— Значит, ты — черный царь!
— Верно, цветик, — сказал Колокан.
И когда он это сказал, улыбнувшись одними глазами, Тези вдруг прижалась к нему, затем обхватила за шею и, звонко смеясь, стала осыпать его лицо поцелуями; а когда отпустила, Фирко снова бережно уложил ее на диван, затем встал, подошел к окну и, распахнув его, крикнул:
— Жига, зайди!
Он снял с кровати белоснежное одеяло и вышел в другую комнату навстречу парню, судя по всему — кучеру.
