— Давненько мы с вами не виделись, — задумчиво произнес Колокан.
— Ровно год и неделю.
— Да, бежит время!
— Бежит. И не устает.
Ференц Колокан подумал, что так разговор может продолжаться очень и очень долго, как осенью диалог двух орешников: то с одного упадет на землю орех, то с другого.
— Так вот, значит, жду вас, дядюшка Тима, с внучкой на свадьбу.
— Когда свадьба?
— Разве эти бездельники вам не сказали?
— В старое решето что насыпалось, то и просыпалось.
— В субботу, через неделю.
— Стало быть, есть еще время.
Колокан понял, что для старика эта тема — как облако, только свет заслоняет. Что-то гложет его, отвлекает все мысли; мало ли что, может, кто-нибудь к внучке его подбирается, паутину плетет, вот старик и затосковал, вот и ноет у него сердце. Но Колокан тотчас устыдил себя за такие мысли: хватит голову ерундой забивать, все-таки свадьба через неделю.
— Может, звезда какая над домом зажглась? — все же спросил он.
Было ясно, что не о святой душе говорит Фирко Колокан, а имеет в виду какого-нибудь ухажера. Однако, как и обещал, старый Тима сделал вид, будто не понял намека.
— Как не зажечься, коли завтра Крещение, — сказал он.
Колокан отметил про себя, с какой ловкостью перевел старик разговор со звезды любви, о которой его спросили, на звезду библейскую, за которой следовали волхвы. Ох, и хитер этот Тимотеус: в лесу-то как дома, сквозь непролазные дебри уйдет, да так, что листик не шелохнется. Ловок, как леший, и скрытен, как леший, а ты тут хоть лопни, загадки его разгадывая.
— Так вы ко мне? — спросил Колокан.
— К вам, если не затруднит, — ответил старик.
— Что-нибудь со скотиной?
— С коровой.
— Знаю, одна у вас.
Часто и как-то жалобно закивал старый Тима.
— Одна. Помните, на прошлый Новый год крем ели, «Птичье молоко»? Так это ее.
— Давно это было.
— Давно. По корове заметно.
— Постарела?
— Чуть ветер окрепнет — завалится.
— Не ест?
— Нет.
— Почему?
— Нечего.
Недобро ухмыльнулся Ференц Колокан, постучал ногой по полу.
— А вы ей торт испеките, есть ведь кому, — сказал он.
Старик заморгал так, как если бы охапку осенних листьев швырнуло ветром в глаза. Но и Колокан тотчас пожалел о сказанном. Не выдержал, нагрубил, хоть это и не в его характере. Все дикарка та виновата: как сверлила его тогда своими глазищами, бездонными, точно горные озера. Год прошел, а лицо до сих пор горит. Ну и что?! Не причина это для мести; смешались, перепутались в ней самолюбие и любовь, вот и весь ее грех.
