Чужане | страница 9



Уехали.

Да. Наступает время и Потапу сосать лапу. Случается, что и черт кается.

Но только не Яшка Ундер.

Никакой скорый Покров не подпихнул его до родителева тепла, как все-таки ожидал народ. Время лишь принудило Ундера хватануть однажды во злобе шапкою об землю да изругаться при этом в семнадцать столбцов!

Люди, которые оказались очевидцами тому, как строил Яшка посреди улицы этакую долгую лесенку, сообразили, что тем самым языкастый мастер поклялся себе: дескать, не царю, так не псарю! Только так, и никак не меньше...

Поулыбались на Якову задумку люди: дай-то Бог нашему Козьме[6] поймать звезду в назьме. Однако же ни у кого ни единая думка не воспалилась подозрением, что клятвенник дойдет до такой точки, от которой куда ни беги, все на север...

Матвей Лешня не держал для охоты собак. От этого казался он народу еще большим охотником, чем, может, был на самом деле.

 - На что ему собаки, - судил о Матвее всякий сход, - он и сам, что нюхом, что слухом, острейча любой борзой.

 - А уж чо до глаз, так про Лешнево гляденье помолчать остается...

Но именно Матвеево бессобачье и толкнуло Ундера на великий грех. Нужда заставила его, как и других мужиков, подняться на охоту. Жили-то люди тогда в основном тайгою.

И вот.

Случайно ли, не случайно, а оказался Яшка по первому снегу в том самом углу тайги, где уж недели как с три зверовал Матвей Лешня. Дело было на закате. На ночь глядя Матвей разложил в Каменцовом речном размыве, что за Синтеповой излукой, небольшой костерок. В Каменцовом том размыве можно было бы укрыться от любой непогоды. А как раз ветер вдоль реки занялся такой, что сосны закряхтели. Да холоднющий, черт бы его побрал!

Яшка берегом забежал за Синтепову излуку да тут и увидал соперника своего у притухающего уже огнища. Вечеровал Лешня у налаженного, для ночлега шалашика. Сидел он, поглядывал на догорающий огонь, изредка позевывал, светился в густеющих потемках ненавистным для Ундера лицом, белизну которого не смела портить никакая погода.

Яков, понятно, до костра не приблизился - не гостем, знать, пожаловал до чужого тепла. Притих он за краем излуки: утаился ждать, когда же сморит Лешню недолгий сон таежного человека...

Куда как нетрудно представить себе, с какою звериной осто-рожностью выползало из-за Синтеповой излуки Ундерово злонамеренье, как, под верховой свист ветра да постанывания сосен, подкрадывалась она до Матвеева шалаша...

Ой с каким мастерством, с каким умением настраивал в ту ветренную ночь Яков Ундер свой лук! С какою точностью направлял он самострел на выход из Лешнева приюта. Какою гадюкою ползал он по береговым окатышам, когда тянул через весь Каменцов прогал жильную струну-тетиву...