- Эх, вы! У вас у обоих башка из мешка, душа из рогожи, - взялся он заново приставать до Нестора и Толочихи, не успели они путем на ноги подняться. - Какой вам дьявол? Кто его придумал? Да разве Господь допустит, чтобы дьявол по небу летал?
Когда же Фотинья да Облый наотрез отказались сделать до Рептухов повторный заход, Ундер привязался уверять их:
- Да ежели бы там богу или дьяволу неугодным покажется мое до Марфы сватовство, он ведь скорее в меня молнией шибанет.
- Чо ж он сразу-то не в тебя шибанул?
- Промашка, может, случилась.
- Ишь ты... промашка - в чужой избе рубашка. Не-ет, дорогой, тут повадкою пахнет.
- А чо как повторно промахнется? - это уж Толочиха отвечала Ундеру. - Промашка-то ведь не пес, обратно не отзовешь...
Потолковали разумно Фотинья да Нестор с Яшкиным упорством, а когда осточертело, повыпроваживали прыткого жениха втычки да на скачки: катись ты к дьяволу! И двери за ним понадежнее захлопнули и вздохнули с превеликим облегчением.
Им-то очень хорошо стало. А каково Ундеру? Ведь он до этого, с небесной фигою случая, считался чуть ли не полновластным хозяином деревни. На этот же раз служить ему отказывались даже его большие деньги, которыми он взялся было взбадривать на Марфино сватовство чуть ли не всех кряду односелян.
Отказывались - и точка!
А стоит знать, что Якову, при безлошадных родителях, большое наследство от деда по матери, Спиридона Ундера, досталось. Спиридон-то Якова и на фамилию свою перевел, потому как внук жизненной хваткою в деда пошел. Так что было у Якова, какими деньгами фасонить перед людьми, вплоть до собственного отца с матерью. Только те, в свою очередь, как говорится, ни рылом ни тылом не собирались гостевать на Яшкиной спесивой стороне.
Кто-то Ундеру, при случае со сватовством, и напомни: чего ты, мол, перед своими-то кабызишься? Родители все-таки - можно бы и унизиться сходить.
- Не-ет! Никогда, - ответил спесивый. - В эту пропасть только разок соскользни - всю жисть катиться будешь...
Чо уж там. Об каком уважении к нему к такому могла бы пойти речь. Ни об каком. Не потому ли, при его-то, вроде, высоком на деревне положении, Яков до крутой бороды все еще в «девках» ходил. Ну а с Марфою, видно, у него предел всякому фасону случился. Только и из этого тупика не пожелал он искать выход через родителев двор. Но зато уж чужие калитки все подряд пообхлестывал. Они ажно стонали в шарнирах от его злости - кругом отказ.
От Ундерова прихода вынуждены были хозяева затаиваться по хатам, стали делать вид, что вовсе дома никого нету - все уехали, уехали, уехали.
