На корабле Григорий Иванович пил подносимое англичанами виски и осторожно разведывал о торговых намерениях заморского гостя. На берегу же уговаривал Штейнгеля не допускать англичан до торговли по мелочам, а позволить ему, Шелихову, купить весь английский груз и поручиться за него в уплате по векселю на Москву, в срок два месяца по предъявлении, из шести процентов годовых.
Капитан-исправник Штейнгель согласился, и Шелихов объявил Питерсу, вставляя для полноты убеждения уловленные из прежних встреч дружеские слова на английском языке:
— My friend — дружище, чтоб не ворочаться тебе с грузом и не вызывать хозяйского неудовольствия, готов я у тебя, for friendship — дружества ради, весь груз покупить, ежели цену сбавишь и векселями возьмешь… Money, казны то есть, при себе не имею, но власти поручатся, что я все заплачу…
Капитан Питерс, приписав это предложение соблазнительному действию виски, даже удивился. Но думал недолго. У него было поручение Ост-Индской компании проникнуть в неведомые, на краю света, владения русских и во что бы то ни стало завести там с ними торговлю. Чего же лучше! И Питерс на условия Шелихова согласился, дав со своей стороны обязательство уплатить при расчете установленные русским правительством пошлины.
— Ах, и мошенник же ты, Григорий Иваныч, как сумел с англичан заматерелую гордость сбить да заодно с нею и цены на товары скинуть! — восхищенно отозвался камчатский капитан-исправник Штейнгель, принявший на себя роль переводчика в переговорах. — Ведь Питерс-то, по прибытии к нам в Петропавловск, цену груза в двенадцать тысяч объявил…
— Облыжно мошенником меня называете, ваше высокоблагородие, — поморщился Шелихов от дружеской грубости барона Штейнгеля. — По славе о сей выгоднейшей торговле стекутся отовсюду купцы и всякого народа многочисленность. Но вот в рассуждении о курсе кораблей Ост-Индской компании, как и судам других держав, надлежит границы поставить да на картах линию обозначить, чтобы они в север и северо-восток на обысканные российскими подданными земли и острова американские не уклонялись. Наш интерес в том, чтобы подданные других наций не могли входить в пользы, отечеству нашему принадлежащие…
— Это уж не в моей власти! Об этом ты, Григорий Иваныч, в Петербурге, перед престолом хлопочи…
— Не премину-с, ваше благородие, и не сробею, — заверил его мореход.
Годом позже, по прибытии в Петербург, в конце 1787 года, в поисках правительственной поддержки дороге в Америку, он действительно чистосердечно сообщил обо всем этом коммерц-коллегии и императрице в своей «Записке о странствованиях в Восточном море»; сообщил и о полученной в этой сделке прибыли: «полтинник на рубль».
