— Необходимо, чтобы члены Совета приходили и позировали на тех же местах, в тех же костюмах… — сказал он.
— Это невозможно, Илья Ефимович, — ответил граф Бобринский. «Большие» мундиры надеваются лишь по торжественным дням. В обычные же дни малые мундиры.
Репин продолжал фельдмаршальским тоном:
— Далее. Мне необходимо как-то разобраться в этом обилии орденов, наград, лент. Надо составить список отличий. Вы поможете мне охарактеризовать каждого. К писанию картины мы приступим не скоро. Сейчас, пока члены Совета в Петербурге, будем делать отдельные портреты.
— Хорошо, господин Репин, — живо отвечал Любимов. — Вы можете присутствовать на заседаниях Совета. И конечно, по согласованию господа будут приходить позировать. В конце концов мы познакомим вас с каждым из присутствующих.
Куликов и Кустодиев, привыкшие видеть своего учителя добродушным, снисходительным, не узнавали его в эти дни. Обычно в академических классах он ходил, поглядывал через плечо ученика, помалкивал и лишь иногда замечал что-нибудь вроде: "Сами, сами, ну, думайте", "Не слушайте никого, голубок, и с Поленова не списывайте". Не любил нравоучений, приказаний. А в эти дни Репин был, пожалуй, крут и говорил тоном классного наставника.
Когда проявили негатив и напечатали большую фотографию, Репин радовался как ребенок: снимок получился хороший. А потом приуныл.
— Видите, что получается, — говорил он, — на переднем плане лица крупные, а на заднем мелкие. Царь еле виден. Уже на втором плане никого узнать невозможно. Придется поломать голову над перспективой…
Репин то ходил гоголем, то с тоской осматривал круглый зал, мучительно морща лоб.
На каждого члена Совета он завел графу для записей и стал заносить туда характерные описания. О тех, кто ни разу не выступал, — «немые». О Победоносцеве, который ходил в редких для того времени круглых очках: "Так совсем сова, удлинить очки". О графе Игнатьеве: "Гастроном, глаза хитрые, умные". Про сидевшего рядом с Игнатьевым: "Сперва баки — потом лицо".
…Однажды жители Васильевского острова стали свидетелями того, как громадный автомобиль — это одно уже останавливало зевак — вез трех пассажиров, которые поддерживали нечто плоское, длинное, закрытое листами бумаги. У Мариинского дворца автомобиль издал звук, похожий на выстрел. И ко дворцу понесли огромный холст. Его установили в комнате за портьерой, по соседству с залом заседаний Государственного Совета.
Репин был в тот день затаенно весел. Когда установили холст, он встал на складную скамеечку и сказал:
