Его лицо напряглось:
– Разумеется, – сухо произнес он, его рот скривился. – Почему я не подумал об этом?
– Для тебя это, конечно, ничего не значит, но для меня проблема: что делать остаток года?
Эмили выберет обычную школу где-нибудь недалеко от дома, а мне придется существовать на свои сбережения, еле сводя концы с концами, пока смогу снова начать работу в пансионе.
– Если это только вопрос денег…
– Не только! Даже если ты предложишь мне полный годовой оклад, я не приму это! Ты недооцениваешь мое чувство собственного достоинства.
– Ты не думаешь, – строго спросил Николас, что ореол может стать очень тяжелой ношей, даже если упражнять свою добродетель всего по пять минут в день?
– Ты ошибаешься, если думаешь, что следовать кое-каким принципам, это все равно, что носить нимб!
– Твои так называемые принципы молчали последние три недели! – съязвил он, и Ребекка вздрогнула, словно от удара.
Она поняла, что его мужская гордость задета, потому что у него отобрали то, что он хочет.
– Так или иначе, – нарушил молчание Ник, ты заключила договор и должна известить меня за месяц о своем желании расторгнуть его.
– И ты намерен настаивать на этом? – спросила Ребекка скептически.
– Ты не бросишь Эмили в сложном положении ради своих интересов, – с холодным бешенством отозвался Николас.
– Я уверена, ты мог бы немедленно устроить ее в школу. Они должны быть доброжелательны к…
– Ни за что! Ты будешь работать до окончания срока уведомления.
– Но почему? – спросила она, взывая к его здравому смыслу. Почему ему хочется, чтобы она была рядом, когда их отношения закончились?
Она поняла это, когда они вернулись под мрачное небо Англии с ее моросящим дождем.
Как только они приземлились и миновали таможню, Николас тепло простился с Эмили, сказав, что должен поехать на работу и вернется только к обеду. Ребекке он лишь коротко кивнул на прощание. Как только его поглотила толпа, Эмили повернулась к Ребекке и спросила без обиняков:
– Что это с ним?
– Это множество народу! Я и забыла, как это утомительно! Вот что значит месяц в деревне. Они стояли в очереди на такси, и Ребекка старательно изображала озабоченность.
– Вы не ответили на мой вопрос, – настаивала Эмили. – Почему папа в таком скверном настроении?
– Разве? Я не заметила. – Собственный голос показался ей фальшивым. Она никогда не могла бы стать актрисой.
– Заметили, – строго сказала Эмили. – Вы поссорились?
– Не глупи, Эмили, – твердо ответила Ребекка, медленно продвигаясь в застывшей от холода очереди.
