Нахимов был до такой степени храбр и благороден, и так сильно было в нем развито чувство патриотизма, что он не боялся и этого последнего сближения. С благоразумною умеренностью в беседах своих с молодыми офицерами Павел Степанович постепенно воодушевлял их чувством патриотизма и бескорыстным стремлением к служебной деятельности. При этом в нем обнаруживалась ясно выраженная система, принятая им для обеспечения успеха. Без всякого сожаления к себе выставлял он свои прежние ошибки; с юношескими увлечениями обозначал влияние их на свою судьбу, вероятно, для того, чтобы обратить внимание слушателя на его собственные недостатки и без малейшего оскорбления самолюбия объяснить невыгодные стороны дурного направления.
В противоположность этому молодой офицер смело мог хвастать Павлу Степановичу своими житейскими и служебными подвигами и находил в нем теплое сочувствие.
- Нужно быть деятельным, - говорил Павел Степанович, - деятельность великое дело-с, у нее есть большие права.
Все можно отнять у человека: славу, значение в обществе; можно приписать ему дурные качества, которые служат ему побудительными двигателями, например, честолюбие, эгоизм, глупость - все, что хотите; одного невозможно отнять: благодетельных последствий деятельности, ежели она направлена на что-нибудь полезное для общества и правительства.
Павел Степанович никогда не говорил порядочному молодому человеку: будьте таким, как я, а не таким, как вы; напротив, он говорил: во мне вот что было дурно, желал бы я, чтобы у вас не было, и не показывал вида, что он знает своего собеседника насквозь, со всеми хорошими и дурными его качествами. Вот что послужило источником многих анекдотов и насмешек; оттого Нахимов и заслужил двусмысленную репутацию простого человека.
Павел Степанович видел это, и понятно, что огорчался ежедневными разочарованиями в молодых офицерах, подававших, повидимому, надежду на нечто хорошее и в то же время для красного словца распространявших о нем без всякой жалости неблагоприятные слухи, которые доставляли много удовольствия некоторым соперникам адмирала, как морского педагога. Я сам имел несчастие принадлежать к числу подобных молодых людей. Это, конечно, несчастие, потому что похвала, отдаваемая человеку после смерти, есть ничто в сравнении с огорчениями, сделанными ему при жизни его.
Несмотря на ежедневные неудачи, Павел Степанович с удивительною стойкостью продолжал держаться своей системы и был неизменен до конца жизни; вероятно, его поддерживало внутреннее сознание своего достоинства. При ясном уме он, конечно, постигал всю пользу влияния на общество и предчувствовал славу, которую он заслуживал в будущем. Странно видеть, как некоторые писатели в прозе и стихах положительно утверждают, что Нахимов по добродушию и чистоте сердца не сознавал своего значения в обществе. Ежели Павел Степанович не высказывался другим, что доказывает его скромность, то из этого не должно заключать, что он не понимал самого себя.
