Голени, готовые к тому, что придется спрыгивать вниз, расслабились. Под каменной стеной ехал каток, выравнивавший теннисную площадку. Я рассеянно смотрел на него.
Я еще раз осмотрелся по сторонам, не смотрит ли кто-нибудь на меня. Под нависшими облаками выстроились крыши больших усадеб. Людей не было, отчего стало грустно. Даже неинтересно. Я подумал, чтобы был бы не против, если бы кто-нибудь посмеялся над тем, что я проделывал недавно. Суровая готовность, которую я только что ощущал, сменилась печалью.
Почему же я не повернул назад? Я даже испугался собственной решимости, с которой скользил вниз. — Мне показалось, что я увидел один из образов гибели. Я понял, что именно так человек соскальзывает вниз.
Спустившись вниз и стирая с рук и одежды налипшую грязь пучком травы, я почувствовал, что очень возбужден.
Произошедшее казалось чем-то вроде сна. Я нечетко помнил, что именно случилось. Я, подходящий к откосу. Опасность, в которую я неожиданно оказался вовлечен. Я сейчас. Отдельные звенья какой-то неестественной, лишенной баланса цепи. Скажи мне кто-нибудь, что этого не было, я бы поверил.
Меня охватило ощущение, что я, мое сознание, мир, уплывают, лишившись фокуса. Пусть смеются, мне все равно. Я вспомнил чувство грусти и одиночества, когда второй раз осмотрелся вокруг в поисках кого-нибудь, кто бы смотрел на меня.
По дороге домой я почувствовал острую потребность написать что-нибудь. Я и сам не мог понять, хочу ли я просто описать свой спуск, или при помощи рассказа хочу выразить себя. Вероятно, и то, и другое.
Вернувшись домой, я открыл портфель и обнаружил — непонятно как попавший внутрь закрытого портфеля — ком грязи, испачкавший мои книжки.
ЦВЕТЫ КАШТАНА
Частное письмо
Я так устал от унылой погоды, стоящей последнее время, что даже не было сил написать письмо. Когда я жил в Киото, с наступлением этого сезона[51] мой плеврит ухудшался, однако с тех пор, как переехал сюда, ухудшения не было. Может быть, оттого, что перестал пить. Однако нервы по-прежнему сдают. Вы скажете, что я говорю занятные вещи, и рассмеетесь наверняка, но ходить в школу мне было в тягость. Сажусь в электричку. Дорога занимает сорок минут. Возможно, из-за общего негативного настроя, в электричке меня не оставляет ощущение, что пассажиры, сидящие напротив, смотрят на меня. Я знаю, что все это только мое воображение. Сначала я не обращал на это внимания, но затем понял, что сам ищу эти взгляды. Впрочем, стоит лишь помыслить о том, чтобы ответить взглядом, как начинается настоящее мучение.
