У меня не было желания браться за что-либо, и я проводил время, рассеянно наблюдая за отражением в зеркале и кувшине с рисунком в виде роз. Не могу сказать, что это было безотказным лекарством, но порой мне удавалось поймать момент, когда от такого занятия на душе становилось спокойно. Прежде подобное ощущение часто возникало у меня во время прогулок по полям. Это было лишь смутное ощущение, но наблюдая за травой, колыхавшейся на ветру, я чувствовал, что глубоко во мне что-то колышется вместе с этой травой. Ничего определенного. Я чувствовал неясный отклик, и было так удивительно, когда волнение травы на осеннем ветру воспринималось как волнение собственного сердца. Это ощущение пьянило, а после на душе становилось светло.
Наблюдая за отражением в зеркале и кувшине, я невольно вспомнил об этом. Хорошо бы менять свое настроение таким образом, думал я, и временами эта мысль меня даже захватывала. Однако независимо от того, как я себе это объяснял, я часто погружался в свои наблюдения, забывая обо всем остальном. Для меня, не находящего в себе силы чем-либо заняться, красивый кувшин, на белой холодной поверхности которого нашел приют свет от уличного фонаря, обладал странной притягательностью. Часы били два, три часа ночи, а я все не спал.
Смотреть по ночам в зеркало — порою очень страшное занятие. Собственное лицо кажется чужим, а иногда, когда глаза слишком устали, оно вдруг становится точь в точь похожим на уродливую маску «гигаку».[44] Раз — изображение лица в зеркале исчезнет, два — словно симпатические чернила, опять появится. А порой увидишь всего один глаз, который злобно уставится на тебя. Однако в какой-то степени страх появляется и исчезает по твоей воле. Я напоминал себе детей, играющих на морском берегу: волны накатываются и откатываются, то они преследуют детей, то дети их. Так и я, страшась маски «гигаку», пристрастился играть с ней.
И все же мое бездеятельное состояние не менялось. Даже когда я наблюдал за отражением в зеркале или кувшином, и мне казалось, что я нахожусь в каком-то удивительном месте, я стал ощущать ту самую бездеятельность. И не только ее. До полудня я спал и видел множество снов, а дни становились тяжкими и утомительными оттого, что я не мог порой отличить увиденные сны от действительности. Я почувствовал, что однажды наступит момент, когда я усомнюсь в том мире, в котором живу. Порой мне приходило в голову, что люди, которых я вижу, гуляя по городу, чураются меня и бегут прочь. От этих мыслей было страшно. Иногда приходило на ум, что, например, вот эта девушка-няня, наклонившая лицо вниз, сейчас поднимет голову и окажется оборотнем. — Но наконец пришел долгожданный перевод. И я впервые за последние несколько дней пошел к электричке по заснеженной дороге.
