Время от времени здесь останавливаются прохожие, чтобы, как и тот старик, окунуться в вечернюю прохладу и полюбоваться пейзажем, а затем идти дальше.
Такаси часто замечал, что те же люди, что спали днем в тени беседок и смотрели на море, к вечеру опять пришли сюда и дружески болтают с молодыми няньками.
Повсюду резвятся дети с сачками для ловли цикад. Время от времени один из них вдруг остановится, посмотрит сначала внутрь садка для насекомых, затем на сачок и опять бежит вприпрыжку. Никаких слов, но почему-то наблюдать за ними увлекательно, словно смотришь спектакль.
Неподалеку девочки ловят кузнечиков, приговаривая: «Нэги-сан, рис шелушит, в траве шуршит». На местном диалекте «Нэги-сан» означает синтоистский «священник». Кузнечик своими короткими усиками на длинной добродушной мордочке действительно напоминает священника. Девочки держат кузнечиков за задние лапки, а они быстро перебирают передними, словно бы шелушат рис. Такаси показалось, что вид кузнечиков выражает абсолютную беспечность.
Из травы, где бегают девочки, взлетают вверх целые стайки кузнечиков, которые, оттолкнувшись задними лапками, несут на своих крыльях солнечный свет.
На глаза попадаются трубы, из которых струится дымок, обработанные поля. Расстилается пейзаж, словно сошедший с полотна Рембрандта.
Тёмная рощица. Крестьянские дома. Дорога. В зелёном рисовом поле — светло-коричневая кирпичная труба.
От морского побережья тянется небольшая железная дорога. Ветер, дующий с моря, несёт в сторону суши паровозный дым.
Приглядевшись повнимательнее, он увидел, что это не дым, а маленький как игрушка паровоз, формой своей напоминающий застывшую полосу дыма.
Солнце быстро садится. Краски начинают меняться на глазах.
Вдали видна бухта, которая, омывая морской берег, мысом врезается в сушу.
Каждый раз, забираясь на развалины замка, Такаси смотрел на бухту.
То тут, то там разрослись большие прибрежные рощи. В тени деревьев спрятались крыши домишек. Такое ощущение, что в бухте на якоре должен стоять корабль.
Вот и всё, что видно отсюда. Куда ни посмотри, нет ничего, что могло бы особенно приковать взгляд. Но почему-то эта картина трогала душу.
Что-то здесь есть. Действительно, во всём этом что-то есть. А попробуешь описать это ощущение словами — получается фальшиво.
Можно попробовать назвать это ощущение слабой беспричинной надеждой. Если бы кто-нибудь назвал это так, возможно, он бы с ним согласился. Однако все равно осталось бы «что-то еще».
