Свет не без добрых людей | страница 47
- Прямо так и растаял! - воскликнул Федя. - Я не Сорокин.
- Сережка Сорокин, тот сразу, - согласилась с братом Лида. - Как посмотрит, так и готов. Вот влюбчивый парень!
- Все поэты влюбчивые, - вставила Нюра.
- И петухи тоже, - добавил Федя.
- Поэт, певец, петух - это не одно и то же? - проговорил Миша.
- Точно подмечено! - воскликнул Федя и дотронулся до Нюриной руки. Но та его настойчиво отстранила.
- Да, Федечка. А ты бы и в самом деле поухаживал бы за ней, - не то с издевкой, не то всерьез подначила Нюра.
- Подожду, когда она начнет за мной бегать. А там еще подумаю.
- Ну, ради нас, Федечка, - дурашливо попросила Лида. - Хоть не серьезно, а просто так.
- Просто так? - повторил Федя. И вдруг решительно: - А вот возьму и женюсь на ней, на артистке женюсь, вот тогда вы попляшете на моей свадьбе.
Нюра вздохнула печально, взглянула на Мишу, и столько было желания и страсти в ее долгом, томном взгляде!..
- Душно небось у вас, - Нюра повела глазами по дому, - особенно там, на чердаке.
- Все окна открываем настежь и не помогает, - согласилась Лида.
- Зато у меня, в моем гнездышке благодать, - откровенно сообщила Нюра. - Под боком сено, а сверху ясень и звезды. - И потом не то с сожалением, не то с упреком молвила: - Почему из вас, мальчики, никто не играет? Гармошку б сейчас…
- Зачем тебе гармошка? - поинтересовался Федя.
- Люблю слушать… как она плачет, - с грустью ответила Нюра.
- Что-то, Нюрка, хандра на тебя напала, - заметила Лида и сама вздохнула. Она легко поддавалась любому настроению. - Давайте, ребята, лучше споем.
- Правильно, - поддержал Миша. - Запевай, Лидок.
Лида выпрямилась, откашлялась и, чуть сбоченив голову, начала негромким, но чистым голосом:
И тут к ней присоединились еще три голоса:
Мелодичная, легкокрылая, как девичьи грезы, грустная и широкая, как тоска любящего сердца, доверчивая и сильная, как душа народа, песня, точно круги от брошенного в омут камня, разбежалась во все стороны по селу, еще не уснувшему и чуткому, укутанному душным и пахучим вечером, которому лишь ее, этой песни недоставало.
Затем запевал Михаил. Голос у него глуховатый, мягкий и бархатистый.
И вдруг два девичьих голоса, слившись плотно в один, заныли больно, в нестерпимой тоске-ожидании: