Дым и чад родимый наш?
Перевод А. Шараповой
СПИЛЕННОМУ ДЕРЕВУ
Ты первый круг образовало
В тот день, как год ей миновало.
Твой возраст шел к пяти годам
Она читала по складам.
Ты двадцать раз окольцевалось
К ней сватались, она влюблялась.
Но выбрала меня, едва
Тебе сравнялось двадцать два.
Ты двадцать третий круг растило
Она женой мне стала милой.
Ты чахнуть стало к сорока
Она была бледна, хрупка.
В тебе дупло росло и тлело
День ото дня она слабела.
Смерть дни ее оборвала
Открыла возраст твой пила.
Она не ведала, ты тоже
О том, как ваши судьбы схожи.
Перевод А. Шараповой
РЕГАТА ХЕНЛИ
Она глядит в окно: опять нещадно льет,
Вся улица в ручьях. Попробуй выйти - грозы...
Похоже, не видать регаты в этот год...
И на глазах, полубезумны, слезы.
Регата и дожди спустя так много лет
Опять пришли вдвоем. Клокочут водостоки.
Но Нэнси не до них. Ей больше дела нет,
Что у регаты изменились сроки.
Регата - под рукой: бессмысленно смеясь,
Она в лечебнице кораблики пускает
По ванне взад-вперед. При этом всякий раз,
Ликуя, ванну "Хенли" нарекает.
Перевод Г. Русакова
ВЕЧЕР В ГАЛИЛЕЕ
Вдаль, на запад, к Кармелу глядит она из-под руки.
А потом на восток, к Иордану, где гладки речные пески.
"Может, сын мой безумен?" - вздыхает. Ответа ей нет.
Лишь сама она знает, и страшен ей этот ответ.
"Проповедует странное, верит - не разубедить.
И небрежен в одежде, а щеголем мог бы ходить.
Учит истине, будто полвека прожил до сих пор,
Напугал меня в Храме - ведь с первосвященником в спор!
"Что тебе и мне, жено?" Зачем он так странно спросил?
О, такое услышать от сына, ей-богу, нет сил!
И потом: "Кто мне мать?" Ну, как будто не знал столько лет!
Но спроси: "Кто отец мне?" - и что б я сказала в ответ?
Знает только Иосиф, да... Нет, никогда, никому!
Тот ушел, не вернется... Сама до сих пор не пойму!..
Не якшался бы с этими... Сплошь рыбаки, голытьба.
Ведь умен, столько знает, его нам послала судьба.
Эта падшая женщина ходит за ним по пятам
Обожает, уж точно. А что вожделеет он сам,
То ведь это безумье, болезнь, не его тут вина.
"Чтите заповеди!" - и прельститься такой, как она!
Так уж, видно, со всеми, что разумом не тверды...
Ох, не знаю, боюсь, не накликать бы с горя беды!
Сын-безумец - ужасно, тут можно всего ожидать:
Арестуют, убьют... Как, однако, умеет читать, убеждать!
Вот и муж. Рассказать ему, что нам за страсть суждена?
Нет. Пускай отдохнет. Буду думать, молиться и думать одна".
И она вспоминает, что ужин ему не поспел,
