– Вы убили своего подельника? Казнили за прежние грехи? – искренне удивился Каленин. – То есть сначала поручили подготовить взрывы, а потом сунули в петлю... Так?
– Нет, не так. Он участвовал в подготовке взрывов вынужденно. У него не было выбора...
Каленин почувствовал, что собеседник впервые проявил нечто напоминающее волнение. Голос его стал глуше обычного. Последние фразы он говорил, прикрыв глаза:
– Я заставил его... Его семья была у меня в заложниках... Он не мог меня «сдать»... Я вернул его близких в обмен на выполнение моих условий и дал возможность спокойно повеситься в моем присутствии... Заслужил, подонок... – Игнатов вздохнул. Было видно, что ему неприятно вспоминать об этой истории. – Итак, надеюсь, вы поняли, что я придумал беспроигрышную комбинацию. Со мной ничего нельзя сделать. Нет, можно, конечно, завтра же четвертовать меня на Красной площади, руководствуясь принципом израильского «Моссада», что террористам нельзя уступать ни в чем, даже если это повлечет за собой чудовищные жертвы. Но я и этот вариант предусмотрел! – Уверенность вернулась к Игнатову, и он с гордостью взглянул на Беркаса: – Каждое мое новое требование немедленно будет становиться достоянием гласности. Если вы вдруг перекроете кислород всем российским журналистам, то до зарубежных вы все равно не доберетесь. А это значит, что убить меня без скандального шума вам не удастся. По крайней мере в ходе этого сражения. Ибо простые русские женщины, которым популярно объяснят, что власть не хочет защитить их детей и отказывается выполнить вполне пристойные требования бывшего генерала КГБ, разнесут Кремль вместе с Лубянкой по кирпичику. Поэтому ваши начальники будут делать то, что я им скажу. Уверяю вас, мои требования будут необременительными и выполнимыми. Я не стану требовать, чтобы российский Президент публично сделал себе харакири или вывел войска из Чечни.
– Послушайте! Вы точно ошиблись адресом! Чего вы от меня хотите? Зачем вы все это мне рассказываете? Это должны выслушивать ваши бывшие коллеги, которым по долгу службы положено общаться с такими... – Каленин запнулся, подыскивая слово, не нашел его и брякнул то, что вертелось на языке: – такими параноиками, как вы.
Игнатов усмехнулся, демонстрируя, что его не задели слова Каленина.
– Вы мне нужны для того, чтобы власть услышала обо мне не от трусливых солдафонов, которые, защищая честь мундира, будут ей врать, а от вас. У меня нет опасений по поводу того, что вы переиначите смысл моих слов. Даже если я сейчас начну распевать матерные частушки, вы их все равно дословно процитируете. Ведь так? – Игнатов вопросительно посмотрел на Беркаса. – Когда я просил о точности, – продолжил отставной генерал, – то имел в виду лишь то, что вы можете представить мои слова в виде некой метафоры. А их надо понимать буквально. Я начал с вами войну! Никаких метафор. Война до победы!
