На Нину женщины смотрели с осуждением, как будто она их обманула. Если бы они знали, что ее богатство - это мертвые бумаги, они бы, наверное, пожалели ее. Русская любовь к ближнему! Любим полки, народ, державу, а ближний - свет застит.
- У нас ведется бурение нефтяной скважины, - сказал чиновник. - Вы можете вложить средства.
- Где, вы говорите, помещается "Русско-Французское общество"?
- На Нахимовском проспекте. "Армия - населению" - на Никольской, дом три. Тут все близко.
Мухин негромко сказал, что хорошо знает город, может проводить, куда угодно.
- Сейчас все направляются в центральное бюро, - строго заметил чиновник. - Прошу мне не мешать.
"Да, он мне пригодится, - мелькнуло у нее. - Только без романов. Романы не приносят ничего хорошего".
Нина повернулась к морю. Оно лежало тихое, ласковое, в сиреневой дымке. - Я буду вам признательна, - произнесла она, глядя вдаль.
* * *
Цвели пышные черешни, высовывая над дощатыми заборами бело-розовые вершины. Севастополь жил мирной губернской жизнью, - с роскошными витринами магазинов, голубыми маркизами, кофейными столиками на тротуарах. И даже красивые женщины. Откуда все взялось? Затем эти меняльные лавки, где свободно обменивалась валюта, и действительно поднимавшийся курс рубля. Откуда же, откуда? Жалко только, что все гостиницы битком набиты, нет мест у Киста, Гранд-Отеле, у Ветцеля, не принимают и в захудалых номерах.
Зато бронзовый Нахимов крепко стоял в сдвинутой на затылок фуражке на полированном гранитном камне, и Мухин, развлекая Нину, велел извозчику объехать кругом Екатерининскую площадь, чтобы она получше рассмотрела героя Синопа.
"Что нам да Нахимова? - подумала она. - Я ведь не моряк".
Но видно, Мухин не печалился из-за отсутствия жилья.
- А это Морское собрание, - указал есаул на дом позади памятника. Почему вы хмуритесь? Вам не нравится город?
- Сейчас нужны не красоты, а крыша над головой, - отрезала Нина. Поехали на Никольскую, в "Армию - населению".
Но поехали они не на Никольскую, а по крутому спуску к Южной бухте, где жили какие-то Мухинские знакомые и где, по его словам, можно было устроиться.
Так и получилось - Нина устроилась в маленьком саманном флигеле с глиняным полом. На полу лежал полосатый домотканный коврик, пахло старыми уютными вещами и чуть-чуть - землей. В углу возле окна железная кровать, столик, тумбочка с лампой, - от всего веяло устойчивостью и простой надеждой. Может быть, этот флигель помнил времена севастопольской обороны? Все пройдет, все утрясется, внушали его стены, живи, Нина, как жили до тебя неизвестные тебе люди.
