Ему не по силам вспоминать и одновременно напряженно искать выход, на пустом месте, из ничего, возводить выдумку, чтобы она своей логичностью и эмоциональностью так подействовала на сознание человека, что охладила бы пыл его к дальнейшему разбирательству. Тяжело все это.
Мысленно раздвоиться, на время забыв о том, что одна часть твоего существа живая, то есть представить, что ее нет вообще - это редкая особенность немногих людей. Но настроить чувства и ощущения на воспоминания прошедших дней, которые чередой движутся у тебя перед глазами и в то же время придумывать нечто фантастическое, так же невообразимо, как пытаться не упустить ни одного кадра, ни одного тонкого намека персонажей двух фильмов, которые одновременно идут на двух экранах, один из которых у тебя перед глазами, а другой - за спиной...
- Пока не надо, - сказал Прошляк.
- Так, да или нет? - разозлился Тигр.
Прошляк запросил пощады, как воин, споткнувшийся в бою и уронивший свой меч.
- Пока не нужно. Позже я скажу "да" и "нет", все расскажу. А сейчас я плохо себя чувствую.
Воры понимали так, что Прошляк не станет намеренно тянуть время, он, видно, и вправду еще не пришел в себя. Ведь куда бы он не отправился, "хвост" пошлют следом, тамошние займутся им, так что наказание неотвратимо. Даже если вдруг прямо сию минуту его отпустят на свободу с "желтой карточкой", без наказания он все равно не останется.
"Больного не трогают, больного не мучают, болен - значит упал, упал значит беспомощен, а беспомощного и лежачего не бьют..."
Воры не могут выходить за рамки своих законов, поэтому и отпустили пока Прошляка.
- Когда будет нужно, скажешь сам, - каждое слово примирительной фразы Зверя словно швырялось в голову Прошляку.
- Явер устроился на "своем месте" и снова оказался во власти прошлого. В этом прошлом не было нынешней безысходности, в воспоминаниях умещались все дни от юности до пятидесяти лет. Он всегда считал детство, которым кичился, и юность нерушимым фундаментом своей жизни, и всегда ему казалось, что живет он в величественном дворце, выстроенном беспорочностью тех дней, недель, месяцев, что такой дворец в воровском мире не каждому выстроить по силам. Дворец этот - самая высокая вершина в мире, предмет особой зависти. Но сейчас те времена, которые он полагал неувядающими и нестирающимися из памяти, которыми он гордился, представились ему грязными до омерзения...
Отец его вернулся из "дальней". Явер знал его лишь по фотографии. Она определяла ему в отцы худого, усатого мужчину в надвинутой на глаза серой кепке, с папиросой в углу рта и четками в руках. В открытом вороте рубашки были видны крылья орла, в когтях несущего ягненка. Один из рукавов рубашки закатан по локоть. На руке тоже наколка: по пояс в бокале - девушка, в одной руке у нее - "казбек" с анашой, карты, в другой - водка. Под всем этим надпись: "Вот что нас губит!"
