— Он был здесь… Я разговаривала с ним…
— Чего он хочет?
— Увидеть сына.
— Что ты сказала ему?
— Я просила его уйти…
— А он?
Она упала на стул, плечи ее затряслись.
— Он говорит… как же так… Он говорит, что ни в чем не виноват… что я его предала…
— Где он?
— Не знаю… ушел…
Некоторое время они молчали. Потом он сказал:
— Они не должны встретиться. Я буду звонить в город…
Она бросилась к нему, схватила за руку.
— Нет! Нет! Не делай этого!
— Почему? Ты хочешь, чтобы всё развалилось?
Она прильнула к его плечу, рыдала и повторяла только:
— Нет! Нет! Я не знаю! Я ничего не знаю… Он был такой…
Рыдания не давали ей говорить. Да ей и нечего было говорить.
— Что же нам делать? Уехать завтра? Но он может и в городе появиться.
Вдруг она затихла, отстранилась от него и, глядя ему в глаза, сказала, как выдохнула:
— Пусть будет, как будет…
От этих слов им обоим стало страшно, и они несколько минут, обнявшись, стояли молча на середине комнаты, пока не услыхали в коридоре шаги сына.
В это лето мы жили, как всегда, в деревне. Приехали туда даже раньше, чем обычно, когда северные склоны ближних гор потели розовым ароматом багульника, а южные распадки разбухали ослепительно белыми облаками черемух. Все это я видел много раз, но всегда переживал наново, а в то лето, отчетливо помню, у меня было обостренное ощущение чего-то необычного вокруг…
Всё началось через неделю после приезда. Я возвращался с реки с приличным уловом. Не успел я закрыть за собой калитку, как около нее остановилась легковая машина, неизвестно откуда вынырнувшая. Из нее вышел пожилой человек в галифе, в кителе без погон, без головного убора. Он тут же крикнул мне, как будто мы были знакомы:
— Привет, рыбак! Отец дома?
— Дома, — ответил я, пытаясь припомнить, видел ли я его когда-нибудь. Нет, я его не видел.
Отец немного удивился и тотчас же провел его к себе в кабинет. Мне было очень интересно, что это за человек, я несколько раз проходил мимо кабинета, и то, что я вдруг услышал, поразило меня. Они, видимо, уже заканчивали разговор, потому что стояли у самой двери.
— Вы преувеличиваете, — говорил приезжий. — Он у вас уже взрослый и способен всё понять. Я в его возрасте…
Тут отец перебил его. Причем таким тоном, какого я никогда не слышал.
— Ни в коем случае. И больше не будем говорить на эту тему!
Я успел вовремя увернуться за угол, как они вышли.
За обедом приезжий много говорил, рассказывал забавные истории о рыбаках и охотниках, хвалил мамину кухню, но, как мне показалось, чаще всего глядел на меня, а один раз даже подмигнул мне. И сделал это так, что ни мать, ни отец ничего не заметили. Я знал лишь его имя, кто он такой, я не знал, а спросить не решался, потому что любопытство есть порок, а пороки я себе воспрещал.
