— Художник я… У вас, кажется, был тут серьезный разговор… Я не решался помешать…
Рябинин взглянул на него бегло и снова отвернулся.
— Извините меня, пожалуйста… — неуверенно продолжал тот, обращаясь как раз к нему, — я художник… мне нужен типаж… то есть я хочу сказать, если позволите, я попробовал бы рисовать вас…
— Вань, слышь! — окликнул Рябинина удивленный Селиванов. Тот пожал плечами и тоже удивленно посмотрел на парня.
— Зачем тебе?
— У вас, как бы это сказать, лицо очень характерное… для художника находка…
— Ишь ты, находка! — ревниво откликнулся Селиванов, и, уловив эту ревность, художник поспешил объяснить, чтобы предупредить неприязнь.
— Всякий человек по-своему неповторим, но мне для работы определенный типаж нужен…
— Рисуй, коли он тебе понравился! — прервал его Селиванов. — Только все ли твой глаз подметить способен?
Торопливо раскрыв планшетку, парень вынул чистые листы, подложил картонку, достал два карандаша и тем, что потоньше, сразу черкнул несколько кривых линий. Электричка дергалась и моталась, и руки его напрягались. Селиванов же отодвинулся, показывая, что его это баловство нисколько не интересует. Но какое-то беспокойство мешало ему сохранить равнодушный вид, и он то и дело зыркал глазами на карандаш, торопливо бегающий по бумаге; но что там происходи-ло, видеть не мог, потому что далеко отодвинулся.
— А ты бы все ж объяснил мне, темному человеку, чего это ты именно его рисуешь?
— Ну, я не только его, я многих рисовал. Если хотите, покажу! — Он было полез в планшетку, но Селиванов махнул рукой.
— Кого ты там рисовал, это твое дело! А вот он тебе чем приглянулся? Борода, что ли, понравилась?
— И она тоже! — улыбнулся художник. — Когда-то с таких лиц писали святых…
— Слышь, Иван, к святым тебя причислили!..
И Селиванов залился нервным смешком. Рябинин не то чтобы смутился, но почувствовал себя неудобно и нахмурился, косо взглянув на художника.
— Значит, облик тебе его понравился? — язвительно хмыкнул Селиванов. А где он этот облик заработал, не хочешь знать?
— Андриан! — одернул Рябинин.
— Да молчу, молчу! Это я так…
Но парень перестал рисовать и, вопросительно взглянув на Селиванова, уставился на свою модель. Потом сказал задумчиво:
— Мой дед по матери тоже… заработал, как это вы сказали, облик. Только совсем другой… У него тоже была борода… А под бородой — страх…
— А у него что ты видишь под бородой? — съехидничал Селиванов.
— Теперь уже не знаю, — тихо ответил парень, взглянув на листок. — А сначала… все наоборот…
