– Но зачем?! – Роберт закусил губу.
– Чтобы были звуки. По всей планете работают машины, каждая шумит, а вместе – звуки. Радость.
– А почему машины? – вмешался Павел. Говорил он миролюбиво, с явным интересом. – Проще и красивее было бы сделать инструменты, чтобы работали от ветряков – духовые, струнные, ударные. Смычковые и щипковые, медные и деревянные…
– Люблю звуки машин. Инструменты – скучно. Давно надоело. Старое.
– А ты тоже старик, – почему-то недобрым тоном вставил Михайлов.
– Да.
– Ты умрешь? – голос Михайлова звучал скорее утвердительно, чем вопросительно.
– Да.
– А что будет со всем этим? С машинами, заводами, промыслами?
– Я умру. Мне безразлично.
– Машины умрут вместе с тобой?
– Они останутся.
– И что они будут делать?
– Добывать и сжигать нефть. И звучать. Все лучше и лучше. Они улучшаются.
– Зачем они улучшаются? – настаивал Михайлов.
– Когда-нибудь придет некто. Ему будет нравиться. Радость, удовольствие, приятность.
– А машинам? Каково им? У них ведь, у каждой, есть мозг. Хоть примитивный, но есть. А они совершенствуются.
– Жду вопроса.
– Когда-нибудь у них появится самосознание. Найдут они в такой жизни радость, удовольствие, приятность?
– Не знаю. Не думал. Безразлично. Они – машины. Они существуют только для того, чтобы были звуки. Звуки – радость.
Михайлов сцепил зубы и отвернулся. Лицо его прорезали резкие складки.
– А остальные жители? Им твоя музыка нравится? – спросил Павел.
– Здесь нет остальных жителей. И никогда не было. Я один.
– Почему ты занял эту планету? Она хорошая – чистая, здоровая. Здесь могли бы жить люди, много людей.
– Пусть. Потом. Когда я умру. Я ее не занял. Раньше ее не было. Я ее создал.
– Зачем? Для чего?
– Для себя. Чтобы жить. Чтоб были машины и издавали звуки. Вы хотите еще спрашивать?
– Нет. Тебе ничего не нужно? – спросил Павел – мягко, как у безнадежного больного.
– Новую машину, чтобы были новые звуки.
– Новую машину? А этих тебе мало?! – в голосе Михайлова сгущалась гроза. – На тебе новую!
Он рванул из кобуры бластер и полоснул лучом по стенам. Бахал разряд за разрядом, луч хлестал по пультам и щитам, кромсая и испепеляя…
– Хорошая машина. Приятные звуки. Но портит другие машины. Не годится.
– Может, вот так сгодится?… – Михайлов развернул ствол к старику.
– Стой! – ударил его снизу под руку Павел. – Ты что, ошалел. – Все равно он скоро…
Роберт несколько секунд смотрел на него остервенелым взглядом, а потом вдруг обмяк. Выдохнул, провел рукой по щеке.
