Потом мы вспомнили про Георгия, и я сказала Насте, что более прозорливого человека в моей жизни не было. Настя его слегка побаивается и не понимает.
– Вы разные, Лиза, – сказала она и очень глубоко вздохнула. – И дело не в возрасте. Но ты – светлая, ты веселая. – Она, видно, заметила, как я вся содрогнулась от этого слова, и сразу поправилась: – Ты была веселой. Мне всегда казалось, что тебе должно быть трудно с ним.
Трудно ли мне было? Да. Очень трудно. И дело не в том, что я светлая. Муж мой светлее, душа его чище моей. Но что делать? Намучились оба.
– Я принесла Георгию много горя, – сказала я. – И сама от него много вытерпела. Он вечно был мной недоволен. И ревность…
– Ты когда-нибудь обманывала его? – перебила она.
Я не стала ей отвечать. Не буду же я сейчас исповедоваться! Сейчас все это уже не имеет никакого значения!
– Георгий иногда рассказывал свои сны, – ответила я, чтобы что-то сказать.
Она вдруг вся покраснела.
– Какие же сны? Ты их помнишь?
– Я помню один. Очень помню. (Это было в начале нашей с Колей истории, когда я вся горела и ничего не видела вокруг себя.) «Я искал тебя по какому-то городу, полному снега, – сказал мне Георгий. – Везде были церкви, занесенные снегом. Может быть, это была Москва, а может быть, русская провинция, вроде Ярославля или Владимира. Я оставил твоих родителей и Леню ждать в гостинице, а сам бродил по сугробам, чтобы найти тебя. И я тебя нашел. Ты вышла из калитки отвратительного, уродливого дома и пошла мне навстречу. У тебя было мрачное и бессмысленное лицо, и я понял, что что-то с тобой происходит. Потом мы ехали в разболтанном поезде – даже во сне я слышал, как скрежетали колеса, – и тогда я уже почему-то знал все, что происходит с тобой. Ты изменяла мне с человеком, который жил в этом доме, и ходила к нему только для того, чтобы он это делал с тобой. Я знал, что ты не любишь его, а любишь меня, а от него тебе нужно только одно, потому что ты сошла с ума, ни за что не отвечаешь и не помнишь себя. И я проснулся в слезах. Я начал просыпаться в тот момент, когда ты встаешь, чтобы опять уйти к нему, а я хватаю тебя за платье и вдруг чувствую, что платье твое – все липкое и влажное от его семени».
Настя молчала, шла рядом со мной, белая, испуганная. Дождь почти перестал. Потом она прошептала:
– Патрик уехал в Китай, потому что понял, что нашей жизни больше нет и не будет.
– Настя! – Я попыталась ее обнять, но она резко отодвинулась. – При чем тут ваша жизнь? Ты о чем говоришь? Патрик искал себе дела. Он был журналистом, хотел знать всю правду!
