Дневник
Елизаветы Александровны Ушаковой
Париж, 1958 г.
Когда я просыпаюсь, я ведь не сразу вспоминаю, что его больше нет. И несколько секунд мне так хорошо! О ГОСПОДИ! ГОСПОДИ! ГОСПОДИ! Вот так и буду писать. Господи! Дай мне забыть. Убей во мне память, зачем мне память?
Пошла вчера к Вере. Увидела Митеньку. Он похож на Леню. Взяла его на руки. Посадила на колени. Смотрю: родинка на виске. Значит, не он. У Лени не было никакой родинки. Но они очень похожи. За Митю я тоже волнуюсь. Не так, как за Леню, но тоже волнуюсь. Раньше, бывало, с ума сходила: вот Леня летит куда-то на самолете, а я не сплю, смотрю на часы. Скорее бы позвонил! Или когда он ездил в Эфиопию, делал там жителям прививки от тропических болезней, тоже ведь я ни секунды покоя не видела. А сейчас – он во мне. Куда он от меня денется? Кладу руку на живот: вот ты, мой маленький. Вот, шевелишься. Пойдем на улицу. Там уже листва. Я везу тебя в коляске, на личике прыгают тени. Митенька – другой, не такой, как мой Леня. Мой никогда не плакал, не капризничал. А Вера говорит, что Митя без ее руки не засыпает. Сказала Георгию. Он огорчился: куда это годится? Мальчик должен быть мальчиком. Кто знает, что выпадет в жизни. А он у нас нежный. На виске родинка, как у барышни. Но все же похож на Ленечку, очень похож. Может, ему повезет?
Вчера я весь день ждала Настю. Вечером спрашиваю у Георгия: что же она не приехала? А он говорит, что она приезжает в пятницу. Я думала, что пятница была вчера. Оказывается, я все перепутала. Пятница – послезавтра. А по четвергам – это я прекрасно помню! – мы встречались с Колей. Я так его загадочно называла в своих записках: Н. Какой еще Н.? Ну, Коля и Коля. Мой грех. Не может быть, чтобы от этого Ленечка умер. При чем же здесь Коля? О господи.
Вермонт, наше время
Дошли до машины. Ушаков открыл дверцу.
– Куда вы торопитесь? – спросила она. – Слышите, какие у нас цикады?
И положила руки на его плечи – не обняла, не прижалась, просто положила руки, словно это было ей удобно.
– Qu’est-ce que tu fais, toi? – спросил он.
– Переведите! – засмеялась она.
– Я спросил: что ты делаешь?
– Пытаюсь понять.
Ушаков наклонился к ее лицу:
– Поедем?
– Поедем – куда?
– Куда ты захочешь. Мне так очень трудно.
– А надо?
– Мы взрослые люди. Tu va pas te barrer comme Ça?[43]
– Ах, делай как знаешь! – неловко отмахнулась она.
Через двадцать минут подъехали к дому.
– Да это поместье! – пробормотала она, оглядываясь. – И все – одному человеку?
