Пошел по колее, пока из тумана не выплыл силуэт чума. Над ним дымок.
Неожиданный приход и необычный вид длинноволосого с горбом напугал хозяев. –Келе! Дух!..
Женщины, забравшись с детьми в глубь чума, с тревогой смотрели на пришельца, который пытался что-то растолковать пожилому ненцу.
«Конечно, Келе. С железным оленем!»
И верно, блестящий изогнутый руль чем не рога неземного творения?
«Дух» между тем разрезал тесемки и принялся стаскивать комбинезон. Между шкурой и нижней курткой похрустывал слой льда.
Раздевшись, гость выскочил на улицу и стал торопливо растирать тело, лицо и особенно ожесточенно большие пальцы ног. Они совсем белы. Он их тер, мял, тискал, толкал в снег… Вот они загорелись, заныли, но самые кончики по-прежнему бесчувственны.
Рассмотрев сброшенную одежду, старик, по-видимому глава семьи, покачал головой: ему-то ясно, что «дух» – это занесенный к ним каким-то несчастным случаем путник. Он бросил короткую повелительную фразу, и вскоре женщина вынесла поношенные, но еще прочные торбаса.
-Надевай.
Общеизвестна удивительная отзывчивость людей Севера, их бесхитростность и радушие. С каким вниманием отнесется северянин к попавшему в беду человеку! Он не станет допытываться, кто и что ты. Нет, просто примет, накормит тебя, просушит одежду и будет терпеливо и деликатно ждать твоего рассказа…
Велосипедист узнал, что находится на острове Долгом, в ста километрах от Югорского Шара.
Хозяева дали ему мягкие чулки – пыжики и брюки, сшитые из выделанной оленьей шкуры. Из своего он на теле оставил только широкий ремень, на котором висели нож и компас. В коже пояса поблескивали большие бронзовые буквы «ГЛТ». И еще один предмет возбудил внимание ненцев – четырехгранный футляр, висевший на шее.
Пришелец пробыл в стойбище два дня. Его сильно беспокоили обмороженные пальцы. Он смазывал их жиром, массировал, держал ступни то в снегу, то в горячей воде. Но ничто не помогало. Пальцы распухли, посинели…
…Он, задумавшись, сидел у костра. Плавник горел, потрескивая. Иногда пламя вспыхивало, освещая шатер, сшитый из двойных оленьих шкур мехом внутрь и наружу. Шатер был новый, но шесты, на которых он держался, блестели от сажи, как лаковые.
Достал оселок и принялся точить нож. Потом вышел наружу, принес кусок чистого наста. Разулся. Подержав нож над пламенем, он положил левую ногу на снег и поднес лезвие к большому пальцу…
Ненка, которая вначале глядела с любопытством на длинноволосого, закричала диким голосом и, закрыв лицо руками, убежала за полог.
