Но Семиверстов все правильно сказал о характере Актемара Дошлукаева. Должно быть, психологи свою работу знали и психограмму создали правильную. Актемар поочередно представил лицо каждого из оставшихся в живых парней, что доверились ему. Глаза каждого представил.
И тогда принял правильное решение.
– Я согласен. Как это будет выглядеть практически?
– Здесь, у меня на плече, в кармане «переговорка» была…
– Пуля разбила… Когда рану обрабатывали, выбросили.
– Значит, без связи… Придется идти.
– Может, кого-то послать?
– Могут подстрелить. Зачем чужими головами рисковать? Все вместе и пойдем… Мне бы костыль покрепче, я тяжелый.
– Костыль тебе не поможет. Тебе нужны носилки.
– Кости на ногах целы?
– Санинструктор сказал, поражены мягкие ткани.
– Дойду…
– С тремя ранениями в ноги? Да еще с пулей в груди?
– Дойду! На трудных подъемах помогут…
– Здесь я командую. – Актемар решил, что донести подполковника живым лучше, чем привезти тело. – Я сказал, носилки… Нам с тобой рано отправляться на небеса.
– Не волнуйся, нас, пожалуй, туда не примут.
– Ты считаешь себя великим грешником?
– «Вот я в беззаконии зачат, и во грехе родила меня мать»[8]… Впрочем, это из нашего Писания, и тебе это не понять. У вас Писание другое. Но и там, я слышал, к грехам отношение не лучшее. И на небесах нам не место. Не пустят, пока не раскаемся. А мы этого сделать еще не успели. Ты знаешь, откуда происходит русское слово «небо»?
– Откуда?
– От древнеславянского слова «небесы», обозначающего место, где нет бесов…
– И что?
– А то, что в нас всех так много бесов, что на небесах нам места нет.
– Ты верующий?
– Это слишком громко сказано… Крест на груди ношу, верить учусь, но этого мало. Верить надо уметь, и это, по большому счету, дар Божий…
Подполковник поднял правую руку и, не открывая от боли глаз, перекрестился. Прострелено у него было именно правое плечо.
– Ты не объяснил мне, как практически будет выглядеть сдача… – Актемар не пожелал продолжать теософский разговор.
* * *
Практически это выглядело предельно просто…
Вообще-то Актемар слышал от других, как это происходит. Отправляют представителя отряда куда-то в село, где есть ментовский пост. Представитель договаривается. Менты, как обычно, просят написать и позже в протоколах допросов повторить, что это именно они долгое время вели переговоры и уговорили отряд сдаться. Представитель возвращается и приводит за собой отряд, который уже встречают, разоружают, снимают момент сдачи и разоружения на камеру для телевидения, подписывают необходимые документы и отправляют с заранее подготовленным автобусом, грубо говоря, по инстанции. Если слух о сдаче прошел по рядам других боевиков, оружие не сложивших, автобус может попасть в засаду. В первое время это случалось часто. Потом менты стали умнее и предпочитали не афишировать сдачу до последнего момента. Если автобус добирался до места назначения без происшествий, начиналось самое тягостное – несколько дней поочередных допросов, потом выяснение всех несоответствий сказанного и так далее. При везении, как говорили, дело вели следователи ФСБ, которые ничего не вымогали, но в основном ментовские следователи или следователи прокуратуры старались добиться показаний о причастности этих самых следователей к сдаче, как раньше того же добивались сельские менты. Порой выходило, что пятерых боевиков несколько месяцев уговаривали сдаться десять представителей разных инстанций, друг с другом ранее не пересекавшихся.
