- И... И как она приняла известие о моей смерти, мсье? - помолчав, спросил Тюльпан, сердце которого отчаянно билось.
- Мсье, - грустно сказал Лафайет, - взвешивая свои слова, я вынужден сказать, что видел, как она тотчас же стала вашей вдовой. Прошу вас простить меня за то горе, которое я ей причинил.
- Но вы не могли знать, что я жив.
- И слава Богу, что вы живы! - воскликнул Лафайет, с трудом стараясь казаться веселым, так как заметил дрожь в голосе Тюльпана.
- Я тоже рад этому. Но она, мсе генерал-майор, как же она? Мы так жестоко бомбардируем город!
Маркиз ничего не ответил.
- Давайте поспим ещё немного, - сказал он наконец. - Через час рассветет и начнется атака. Не забывайте Тюльпан, что наверху от вас ждут великих подвигов, и теперь у вас есть личная причина взять Йорктаун.
- Да, маркиз: для того, чтобы найти Летицию живой и, а если её нет, то найти свою смерть... Подумайте сами, - добавил он задумчиво после некоторого молчания - не было ли это странным промыслом Божьим - привести меня в эти места помимо моей воли, после стольких неожиданных поворотов судьбы - и для чего? Для радости или для страданий?
Но Лафайет уже спал.
По улице, волоча ноги, брел, как в кошмарном сне грязный, оборванный, обросший человек, одетый в форму вирджинцев, которая была ему явно велика. И кошмар на самом деле витал в вечернем воздухе под мелким дождем и заключался он в молчании; в молчании этого города. Йорктаун онемел.
Дело кончилось: Йорктаун капитулировал. Теперь где-то за городом несомненно должны были состояться переговоры между генералами-триумфаторами Рошамбо, Вашингтоном, Лафайетом и поджавшим хвост английским генералом О`Хара, которого Корнуэльс послал вместо себя, чтобы не столкнуться с унижением.
Здесь же, на улицах, заваленных мусором, битым стеклом, пушками без лафетов, брошенными ружьями, остались десятки попавших в плен солдат. Завтра им суждено было двинуться Бог весть куда, - а сегодня они валялись повсюду, под арками, в домах, которые устояли в ходе бомбардировки, и спали или не спали, циничные или впавшие в отчаяние, в зависимости от обстоятельств, но все подыхавшие с голоду.
Это было восемнадцатое? Или девятнадцатое? Грязный вирджинец, который брел куда глаза глядят по городу, точно не знал. Ему было совершенно наплевать на то, что союзники выиграли сражение, что пресловутые редуты были взяты за семь минут, а при английской контратаке там были десятки убитых. Он был без оружия, в американской форме среди толпы красномундирников, и возможно он надеялся, что кто-нибудь схватит его за горло в темном переулке, но "омарам" уже тоже было на все наплевать.
