Не успела Таня устроиться на своем месте, как рядом с ней остановилась Ходыкина. Сначала она постучала ноготками по парте, привлекая Танино внимание, потом смахнула с крышки несуществующую пыль и, глядя куда-то мимо подруги, негромко произнесла:
– Цветок лежал на твоей парте.
– Что? – не поняла Таня.
– Его подарили тебе! – выдохнула Даша и, резко оттолкнувшись от парты, пошла по проходу. – А записку она сама написала.
– Что? – повторила Таня, всем корпусом поворачиваясь вслед ушедшей приятельнице, но Ходыкина уже сидела над своей тетрадкой, вертя в руках оранжевый фломастер – она готовилась к оформлению новой темы.
Рядом с Таней глухо стукнула банка, плеснулась вода.
– Ну, чья взяла? – Лицо Сони лучилось неземным удовольствием. – Я же говорила, что он мне будет цветы дарить.
– Отстань от меня, – прошипела Таня, роняя голову на согнутые руки. – Катись со своим цветком отсюда.
– Ой-ой! Подумаешь! – Веревкина вскинула подбородок. – Она еще и завидует.
– Чему завидовать? Он не твой! – Таня потянула банку к себе. – Не тебе его дарили.
– А ты докажи! – Сонька «Энерджайзер» дернула банку обратно к краю.
– Если влюбился, что же он не превращается ни в кого? – Банка снова переехала к Тане.
– А в кого он может превратиться? – Веревкина вцепилась в банку, от старания костяшки пальцев у нее побелели. – Он человек и никем другим быть не может!
– Никакой он не человек! Он Щелкунчик! – Таня по одному пальцу отрывала руку бывшей подруги от банки. – И его можно расколдовать!
– Дура ненормальная! – взвизгнула Соня, когда Танины ногти достигли своей цели. – Психованная!
Она дернула руками, освобождаясь от Таниной хватки. Банка опрокинулась на парту, залив водой тетради.
– А стул где? – вдруг раздался удивленный голос.
* * *
В класс вошла строгая учительница по русскому.
– Так, сели на места! Не стоим, не стоим, садимся. Меринова, хватит изображать из себя балерину, опусти руки. Терещенко, прохлопал стул – сиди на подоконнике.
И он действительно сел. Отодвинул один кактус в одну сторону, другой – в другую и укоренил свой тощий зад на широком насесте. При этом сумка бухнулась рядом с ним, опрокинув третий кактус.
Таня прекратила спасать добро от наводнения, швырнула тетрадку в лужу на парте и обреченно села. Бороться с неисправимым Терещенко и одновременно доказывать предательство подруги она не могла.
Про цветок больше никто не вспоминал. Он как упал на пол, так там и пролежал до конца учебного дня, пока его высохшие останки не вымела из-под парт уборщица.
