– Ну да, – кивнула Зиночка, с опаской поглядывая на сжатые кулаки Веревкиной. – Синяк у него на спине хороший получится. Вы не видели, – спросила она, слегка поколебавшись, – он стакан не кусал? Странная какая-то у него царапина.
– А зубы у него целы? – привстала со своего места Ходыкина.
– Да, действительно, – качнула головой медсестра. – Если бы он кусал стакан, то переломал бы себе все зубы. А так – все на месте.
Девочки переглянулись.
– Щелкунчик, – одними губами произнесла Сонька «Энерджайзер». – Точно – он.
– Фантастика, – округлила рот Даша «Данон» и зачем-то провела ногтем большого пальца правой руки по горлу, словно собиралась в ближайшее время отрезать Терещенко голову и сдать ее на опыты.
– Его теперь в больницу увезут, да? – прошептала Таня, казалось, только сейчас оценившая всю глубину собственного падения. Как она могла так поступить с беззащитным одноклассником?
На пороге появился Терещенко. Был он бледен, глаза лихорадочно блестели, еще утром белоснежная рубашка превратилась в нечто жеваное и пыльное. Терещенко сумрачно изучил пол у себя под ногами, но прежде чем сделать шаг вперед, неожиданно посмотрел прямо в глаза Веревкиной.
В какую-то неуловимую долю секунды Таня заметила, что Терещенко как будто бы изменился. У него оказались длинные ресницы, мягкие вьющиеся волосы, аккуратные черты лица, печальный взгляд и удивительно изящные руки. Этими руками он почесал нос, звучно прогнал соплю и улыбнулся.
Таня пару раз моргнула, пока наваждение не покинуло ее окончательно.
Нет никакого колдовства, ей все только померещилось. Перед ней стоял все тот же Терещенко, лопоухий, большеротый, с крупным некрасиво выпирающим лбом и с зеленоватым налетом на пальцах, следами уничтоженных листьев.
– Спасибо, – хрипло выдавил из себя Терещенко, глядя только на Веревкину, и на негнущихся ногах пошагал прочь.
– Чего-то не действуют твои методы, – проворчала Дашка, вскидывая ремешок портфеля на плечо. – Щелкунчик-то он, конечно, Щелкунчик, зубы у него крепкие, но все остальное...
– Ну почему же не действуют? – загадочно произнесла Веревкина, обмахиваясь знаком. – Явный прогресс – он уже онемел. Еще чуть-чуть, и начнет покрываться деревянным налетом, потом заметно уменьшится, и к концу месяца мы его сможем повесить на новогоднюю елку. По закону жанра с двенадцатым ударом курантов он в кого-нибудь превратится.
– В крысу он у тебя превратится, – фыркнула Ходыкина. – Или в покойника.
