«Комплекс Печорина», – вдруг вспомнила Оля, как Муся сказала о ком-то, но тут же ей стало стыдно – Никита был самый необыкновенный парень на свете, и прочие люди, конечно, не шли ни в какое сравнение с ним.
– Ты залезаешь на крышу? – догадалась она.
– Да, только очень неудобно – двадцать два этажа без лифта, это вам не шуточки!
– Ого! – засмеялась Оля с ужасом и восторгом. – Да, на последнем этаже никого не встретишь! Я бы посмотрела…
– Ты что, Феона! – испугался Никита. – Ты туда не залезешь. И потом, это опасно – высота и все такое…
– Я не боюсь высоты, – гордо сказала Оля. – Я что, маленькая, что ли? Не буду же я прыгать оттуда!
Первые пять этажей Оля преодолела шутя, на восьмом она сбросила туфли и понесла их в руках, на двенадцатом она с трудом смогла отдышаться, на шестнадцатом она перестала соображать, где она и что делает, к двадцать второму ей показалось, что она умирает.
«И я еще ругаюсь, когда у нас в доме сломан лифт и мне приходится пешком топать на свой шестой этаж!» – с раскаянием подумала она.
– Да, именно так чувствуют себя альпинисты, когда совершают восхождение на Джомолунгму, – с трудом произнес Никита, когда они наконец выбрались на покрытую асфальтом крышу. – Это так местные жители называют Эверест.
Про Эверест Оля знала, что это самая высокая вершина на земле и множество людей пытаются завоевать ее.
Оля упала в старое кресло, которое кто-то добрый втащил сюда (если бы кресла не было, она села бы прямо на асфальт), и попыталась отдышаться. Никита с улыбкой смотрел на нее. Но и у него был такой вид, будто он пробежал марафонскую дистанцию.
– Ты молодец, – с гордостью сказал он. – Спасибо, что пошла за мной.
К этому времени Оля уже обрела способность говорить.
– Мерси, – задыхаясь, произнесла она. – Но одного… одного «спасибо» мне мало. Требую орден! Или хотя бы медаль!
– У меня есть для тебя награда, – сказал Никита и достал откуда-то гитару. – Я на время стану твоим трубадуром.
«Как в сказке, честное слово!» – От его слов Оля пришла в полный восторг, и даже ее усталость как рукой сняло.
Он сел на старый складной стул и тронул пальцами струны. Здесь, на высоте, все время свистел ветер, и Оле показалось, что этот ветер свистит внутри нее.
– Мне еще никто не пел песен, – пробормотала она.
– Что?
– Нет, это я так, ничего. Я слушаю тебя.
И она закрыла глаза, боясь расплакаться.
Он ей спел сначала одну песню из репертуара Бориса Гребенщикова, потом вторую, потом третью. Оля блаженствовала. Наконец он замолчал.
